в страхе и тревоге, Зинаида Николаевна отправилась… к портнихе. И неудачно сшитое платье огорчало ее гораздо больше, чем судьбы Европы. Все-таки иногда она была прежде всего женщиной. И любила повторять: «В тот день, когда погибла Помпея, я завивала папильотки».

«Роман» с Муссолини

В 1932 году Мережковского приглашают итальянские интеллектуалы для чтения лекций о Леонардо да Винчи. Дмитрий Сергеевич обрадован и польщен. Он уже отвык от внимания и любви публики.

Через два года Дмитрий Сергеевич с Зинаидой Николаевной совершили новую поездку в Италию – уже по приглашению Муссолини. Дуче был восхищен познаниями Мережковского о Данте и в 1936 году пригласил супругов снова. Тщеславному Дмитрию Сергеевичу было очень приятно, что даже во время войны итальянский диктатор вспомнил о нем. Он сочинил вопросы для дуче: о Данте, о «всемирной церкви», – даже не догадываясь о том, что для диктатора все эти темы слишком сложны.

Так или иначе, Муссолини был доволен. Он дал Мережковскому крупную сумму денег – на будущую книгу о Данте.

«Затем он ездил к Муссолини на поклон и получил аванс под биографию Данте. Рассказывал о своей встрече с дуче так:

– Как только я увидел его в огромном кабинете у письменного стола, я громко обратился к нему словами Фауста из Гёте: „Кто ты такой? Wer bist du derm?..“ А он в ответ: „Пиано, пиано, пиано“.

Можно себе представить, как завопил Мережковский, вывернутый наизнанку от раболепного восторга, что дуче тут же должен был его осадить: „Тише, тише, тише“.

Мережковский под этот заказ несколько раз получал деньги. Переводил этого Данте известный итальянский писатель, поэт русского происхождения Ринальдо Петрович Кюфферле, переводивший и мои две итальянские книги: „Альтро аморэ“ и „Эсперианцо американо“. От него я кое-что слышал о трансакциях Мережковского.

Сам Дмитрий Сергеевич, отнюдь не стесняясь, рассказывал о своих отношениях с Муссолини:

– Пишешь – не отвечают! Объясняешь – не понимают! Просишь – не дают!

И это стало веселой поговоркой на Монпарнасе применительно к нашим делам.

Мережковский сравнивал Данте с Муссолини, и даже в пользу последнего: забавно было бы прочесть теперь сей тайноведческий труд по-итальянски».

В. С. Яновский.Поля Елисейские: Книга памяти

Яновский писал о Мережковском слишком зло и пристрастно. Дмитрий Сергеевич действительно получал деньги от Муссолини, однако книга о Данте была серьезным трудом, и никаких сравнений великого поэта с дуче в ней не проводилось.

Судя по всему, Мережковские даже надеются на то, что дуче даст им пристанище в Италии и обеспечит их старость. Они, как некогда в молодости, наслаждаются Италией.

Дмитрий Сергеевич в это время отрицательно относился к Гитлеру, но думал, что немецкий фюрер «инстинктом насекомого или животного» сопротивляется мраку коммунизма. Муссолини же ему нравился. Мережковский считал, что дуче «человек огромного ума и, главное, простой». Единственное, что он ставит итальянскому лидеру в вину, – что тот не христианин, а язычник. И тут же прибавляет: «Как Гёте».

Рим в эти дни ликует – упоен дуче, собственным величием, победами. Однако Гиппиус проницательно замечает, что в этой заразительной радости кроется некий «соблазн». Атмосфера всеобщего восторга напоминает ей февральскую революцию в Петербурге. Итальянская толпа «не страшная», замечает Гиппиус, и все-таки это «чужой Февраль».

Б. Муссолини

Супруги Мережковские жили в Италии более полугода. Но дуче перестал общаться с ними. Мережковский глубоко разочарован, а Зинаида Николаевна невозмутимо констатирует: «Обещания М<уссоли>ни повисли в воздухе. (…) Никаких здесь перспектив больше нет. И мы, по всей вероятности, дней через 15 возвратимся в Париж».

После Рождества супруги едут в Париж, а в июне 1937 года снова отправляются в Рим. Дмитрий Сергеевич с трепетом ждет встречи с дуче, но тщетно. Италия, по выражению, Гиппиус, «целуется с Германией», ей не до русских писателей.

Зинаида Николаевна, как всегда, более трезво, чем ее муж, смотрит на вещи и понимает, что «роман с Муссолини» оказался неудачным. И она, разумеется, оказывается права. Интерес дуче к русскому исследователю итальянской культуры не так уж глубок и силен, он забывает о Мережковских и более ими не интересуется.

Она даже насмешничает.

«У него „несчастная любовь“ к М<уссолини>. Как всякий страдающий такой любовью, он все бранит теперь вокруг, вплоть до виллы Боргезе, и всех итальянцев скопом».

З. Гиппиус. Дневники

Дмитрий Сергеевич часто пытался видеть в своих современниках великих мужей древности – это не только приносило разочарования, но и оказалось губительным для его репутации.

Но Италия все равно прекрасна. Они живут в месте, которое называют «почти-рай»: это Рокка-ди-Папа, Папская скала.

Гигантские каштаны уже начинаются в саду, сзади дома, сад переходит в парк, парк в каштановые леса по всем горам. Темно-зеленые, почти черные своды над лесными тропами, – они никогда не могли дойти до их конца.

Посещают поэта Вячеслава Иванова, одного из младших символистов, который некогда в Петербурге собирал у себя в гостях весь цвет Серебряного века. Иванов принял католичество и давно обосновался в Риме. Он живет на самом склоне Капитолия, на Тарпейской скале.

Журчливый садик, и за нимТвои нагие мощи, Рим!В нем лавр, смоковницы и розыИ в гроздиях тяжелых лозы.В. Иванов

Они спорят и беседуют, как в былые времена. В те времена, когда Мережковские жили в доме Мурузи, а Вячеслав Иванов – в своей знаменитой «башне».

Тихая, идиллическая жизнь Иванова, его музыка, книги, ученые занятия вызывают у Зинаиды Николаевны восхищение и даже… что-то вроде зависти.

Как бы то ни было, результатом этих поездок стало появление в 1937 году книги Мережковского «Данте» на итальянском языке. И посвящен был этот труд конечно же дуче: «Бенито Муссолини. Исполнителю пророчества эта книга о Данте-пророке». Так Мережковский навсегда запятнал свое имя сотрудничеством с диктатором. А в уме и величии самого диктатора он довольно быстро разуверился и стал называть его «пошляком».

«Данте» оказался последней прижизненной книгой Дмитрия Сергеевича. В 1939 году труд был переиздан в Брюсселе. На этот раз без всяких упоминаний о Муссолини.

Д. Мережковский, З. Гиппиус, Г. Иванов в Рокка-ди-Папа

Как пережила Зинаида Николаевна этот столь постыдно выглядевший в глазах окружающих «неудачный роман» своего мужа с диктатором? Очевидно одно: она никогда не упрекала за это Дмитрия Сергеевича – по крайней мере, при посторонних.

Однако все же в разговоре с Надеждой Тэффи она констатировала, что Дмитрию Сергеевичу свойственно «низкопоклонство». Объясняла это тем, что он – «сын дворцового служащего», то есть чиновника. Ей всегда была присуща беспощадность в формулировках.

Последние годы вместе

Когда-то, еще в другой жизни, в России она написала:

Не разлучайся, пока ты жив,Ни ради горя, ни для игры.Любовь не стерпит, не отомстив.Любовь отнимет свои дары.

И они действительно не разлучались. Они гордились тем, что не разлучались ни на одну ночь со дня свадьбы.

В начале 1939 года Дмитрий Сергеевич и Зинаида Николаевна отпраздновали золотую свадьбу. Пятьдесят лет вместе – «в горе и радости». Однако радости в это