Толкает в грудь, но я успеваю перехватить ее запястья и дернуть на себя, притесняя малышку к стене. Её мягкое податливое тело сейчас напряжено, но я все равно чувствую все его изгибы и ощущаю, как постепенно внутри просыпается зверь. Зверь, которому было мало одной ночи с ней. Зверь, который уже готов предъявить этой маленькой сучке за то, что выгнала его как использованный товар. Зверь, который дорвался и получил наконец то, чего жаждал до дрожи: власть над этой маленькой яростной пантерой.

— Не надо разбрасываться словами, Ангел, — угрожающе рычу, хотя прекрасно понимаю, что никогда не сделаю ей больно. — И не шуми, иначе мне придется заткнуть твой сладкий ротик прямо посреди коридора. Хочешь?

Пухлые губы сжимаются и Лина сверкает сердитым взглядом

— Умная девочка, — разжимаю руки и веду ладонями ниже, к тонкой талии, которая сейчас скорее напоминает часть статуи, а не живой тающей в моих руках девушки. — Ты сказала ему, что переспала с мужчиной и он тебя разукрасил, да?

Безотчетно сжимаю пальцы, и ярость минутой назад улегшаяся вновь поднимается, растекаясь по венам. Нужно увести ее в безопасное место, а потом мы с ее папашей потолкуем.

Тяну малышку к двери, благо мы почти дошли, но она упирается, продолжая злиться.

— Куда ты меня тащишь? — впивается второй рукой в мою кисть, и мой взгляд невольно скользит по ее изящным пальчикам, и дрожь прошибает тело от мыслей, что на моей спине следы от этих бордовых ноготков. — Пусти!

Пробует вырвать руку, но я открываю дверь и подталкиваю Ангела в комнату, тут же захлопнув ее снаружи. Полотно содрогается, когда пантера ударяет по нему, и я все-таки позволяю себе улыбнуться и щелкаю замком, опуская ключ в карман.

Пусть немного посидит, а нам с тестем предстоит долгий разговор.

Мужчин я нахожу в кабинете, они обсуждают детали сделки и в тот момент, когда я вхожу, замолкают.

— Виктор Петрович, на пару слов, — стараюсь держать себя в руках, хотя тремор нетерпения уже отдается внутри адреналином.

Отец Ангелины отрывается от контракта и вскидывает на меня вопросительный взгляд, но тут из-за стола поднимается мой отец и бросив короткое: «Распоряжусь насчет ужина», выходит из кабинета, оставляя меня наедине с тестем.

— Документы подписаны, вы муж и жена, — будто оправдываясь начинает он. В голове эта странная реакция отдается тревожным сигналом, но я гашу его и подхожу к столу.

— Вы ее ударили… — опускаю ладони на столешницу и смотрю на мразь, которая отводит взгляд и с надеждой косится на дверь.

— Она…она заслужила это. И я её отец, — он оживляется, будто найдя уважительную причину. — Это обычный процесс воспитания.

Пожимает плечами, словно ничего страшного не произошло, но тушуется под моим прямым немигающим взглядом и пытаясь избежать давления встает и отходит на пару метров, теребя узел галстука.

— Поднять руку на девушку, — медленно отталкиваюсь от стола и подхожу к мудаку с удовлетворением отмечая, что тот еще больше занервничал. — Может только трус и последняя мразь, да Витя?

Тот вздрагивает, когда я подшагиваю ближе ударяя его плечом. Отступает, я снова толкаю, пока он не упирается в стену спиной. Испуганный взгляд мечется по кабинету и замирает на моем лице, когда я начинаю говорить.

— Мне обещали нетронутую невесту, — медленно чеканю, но этот мудила снова тянется к узлу галстука, и я психую и хватаю его за грудки, вжимая в стену. — Но девчонка в синяках. Какого хуя, Витя? Какого хуя?

— Он-на, я… — Хватает ртом воздух, когда усиливаю нажим на горле. — Это просто пощечина, в остальном она в порядке, как и обещал: невинна и здорова.

— Невинна… — веду подбородком в сторону мысленно усмехаясь.

— Да, да! Это точно, я все устрои…то есть следил, чтобы она…, чтобы ее никто…

Разжимаю руки и отец Ангелины начинает жадно глотать воздух, согнувшись пополам. Отступаю, безотчетно хмурясь.

— Извинишься перед ней, когда я позволю вам встретиться, — отдаю приказ и урод торопливо кивает продолжая стоять в полусогнутом, опираясь на колени руками. — Загладишь вину, и если мне покажется, что ты не достаточно старался…

— Я понял. Понял.

Дверь открывается и в кабинет входит отец. При виде помятого мудака он бросает короткий укоризненный взгляд на меня, но я отвечаю пристальным я тяжелым. Он вздыхает.

— Мы закончили, — киваю ему и обернувшись к отцу Ангелины угрожающе щурюсь. — Всего доброго Виктор Петрович.

Выхожу из кабинета, в котором царит гробовое молчание, и иду по коридору к лестнице, но тяжесть внутри не отпускает.

Надо было ему въебать.

Но партнеров по проекту не принято пиздить. Даже если они и добились сотрудничества приложив к сделке хорошенькую кошечку. На кону миллиарды, и я делаю глубокий вдох, но это не помогает. Желание вмазать по этой мерзкой роже не проходит.

Невинна, значит.

Интересно, что папаша Ангелины врал мне в лицо даже не краснея.

Хоть бы постеснялся, зная что дочь накануне переспала с мужиком. Или он думал, что все срастется обратно?

Долбоеб.

Телефон в кармане звонит, и я поднимаю трубку, предвкушая интересный разговор. Но меня ждет облом.

— Ну что, выяснил, кто заказал?

— Пока нет, — на том конце провода долбит музыка, но звуки затихают, когда Рус выходит на улицу. — Есть предположения, но лучше удостовериться.

Киваю, безотчетно касаясь бока, порез на котором еще не до конца затянулся.

— Но зато есть хорошая новость, — Рустам шумно вдыхает, видимо делает глубокую затяжку. — Нашел тех пидоров, которые собирались помять девочку. Что с ними делать?

— Вези на адрес, я подскочу позже. Придержи их там до приезда.

— Сделаю…

Рус отключается, а я убираю телефон в карман, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Надо отложить дела, ведь я только что женился на строптивом Ангеле. И пришло время для брачной ночи.

Ключ в замке поворачивается легко, и я толкаю дверь, готовясь ко всему. Ударит? Возможно. Закричит? Скорее всего. Разрыдается? Вполне может. Вот только этой пантере все равно удается меня удивить. Она стоит у окна и, обхватив себя руками смотрит на чернеющее небо.

Вхожу негромко прикрыв за собой дверь, Лина оборачивается и равнодушно скользнув по мне кошачьими глазами отворачивается, так будто я не достоин ее царского внимания.

Подхожу к ней сзади, и останавливаюсь за спиной, не касаясь её. Руки в карманах брюк так и чешутся, чтобы я протянул их и сжал тонкую талию, но я делаю над собой усилие, продолжая стоять и изучать хрупкий силуэт в отражении стекла.