брови, ноздри широкого носика. Длинные, лопухообразные уши свисали до самых плеч. Опущенные вниз ручки слились с бедрами. Трогательные миниатюрные труди. Идол важно восседает, выпятив животик и выдвинув крошечные ножки ступнями вперед… Так выглядит странное существо, которое вот уже четырнадцать лет украшает мой письменный стол. Это произведение чукотского национального искусства досталось мне, видимо, потому, что я случайно завершал шествие и оказался ближе всех к щедрому чукче, захотевшему одарить гостя с Большой Земли.　

— Вас можно поздравить с чудесным подарком, — сказал Стаханов. — Какая изящная и тонкая работа! Прекрасный образец чукотской резьбы. Истоки этого искусства восходят к глубокой древности, оно передается из поколения в поколение.　

Художественные изделия северных народов я впервые увидел в Ленинградском музее антропологии и этнографии. Там в здании «Кунсткамеры», основанной Петром I в начале восемнадцатого века, больше двух столетий накапливались богатейшие коллекции: до четырехсот тысяч предметов. Мне показали обширные собрания одежды, охотничьего снаряжения, бытовой утвари народов Восточной Сибири, доставленные экспедициями российской Академии наук. Литке, Головнин, Лисянский, Крузенштерн и другие русские мореплаватели обогатили музей ценнейшими коллекциями, собранными в русских колониях на северо-западе Америки. Почти две тысячи предметов быта жителей этих колоний передал музею сотрудник Академии наук зоолог И. Г. Вознесенский. Мне запомнились пышные индейские одежды из перьев и странные обрядовые талисманы индейских племен помо, винтун и других; эти редкие экспонаты были вывезены из Калифорнии около ста лет назад. Рядом с ними — старинные изделия эскимосов Аляски и алеутов. Там же я увидел «скульптуру палеоазиатов»: миниатюрные костяные фигурки моржей, медведей, китов, тюленей, оленей и целые композиции, например собачью упряжку с нартами и крошечным каюром позади; превосходны были гравированные рисунки на моржовых клыках — произведения чукчей и эскимосов…　

Необычайно интересны судьбы маленького чукотского народа! К сожалению, наука собрала еще мало сведений об истории и прошлом коренного населения полуострова. Известно, что первые русские люди проникли сюда, на северо-восточную оконечность Сибири, еще триста лет назад, в середине семнадцатого века; то была экспедиция промышленника Федота Алексеевича Попова, в которую входили казаки во главе с Семеном Дежневым.　

Позднее на чукчей обрушилось бедствие в лице торгашей, добравшихся на «край земли» с юго-запада — из Сибири и с юго-востока — из Америки. Алчные и ловкие купцы познакомили туземцев Чукотки с металлическими предметами, которых здесь не было, и одновременно принесли в эту страну суровых нравов заразные болезни и страшный бич — спирт. Торговля на Чукотке велась до Октябрьской революции по принципу африканского товарообмена, с той лишь разницей, что со стороны туземцев предметом торга служила не слоновая кость, а пушнина и резные художественные изделия из моржового клыка, за что американские, азиатские и европейские хищники одаряли северян дешевым табаком, гнилыми тканями и спиртом — самым ходовым и выгодным предметом обмена. Американский купец Джон Смит, либо сибирский Симеон Хапугин, покалякав с чукчей-охотником, били по рукам: «Я тебе — медный чайник, пару бутылок спирта и десять пачек табаку, а ты мне — четыре шкурки белого песца, одну — голубого и пару россомашьих…» Осчастливленный туземец нес грабителю драгоценную пушнину, наивно радуясь: «Глупый человек! За несколько шкурок отдает такое добро!..»　

Через века бескультурья, полные жестокой борьбы с суровой природой, многократно обманываемые жадными пришельцами, угнетенные и отсталые чукчи пронесли доверчивое отношение к людям, гостеприимство, незлобивость и честность. Они сохранили свое яркое, самобытное и реалистическое искусство, поражающее тонкой наблюдательностью. Однако численность чукчей из поколения в поколение убывала. Неминуемое вымирание народа предотвратила лишь революция.

Отсутствие современных путей сообщения с далекой северо- восточной окраиной задержало продвижение советской цивилизации на Чукотку. Но в последние годы население полуострова стало реально ощущать благотворное влияние Большой Земли. Чукчи осознали, что есть «большое стойбище Москва», которое никому не позволит обижать и обманывать народ; что есть школа, где детей учат правильно жить; есть «дом больных», где не шаманы и колдуны, а люди в чистой белой одежде изгоняют дурную хворь; есть кооперативная лавка, где можно приобрести муку, сахар, табак, охотничьи припасы… Примитивный товарообмен постепенно вытеснялся нормальным денежным обращением. Появились первые книги на чукотском языке, учебники для начальной школы. Стаханов рассказал нам, как в одной яранге на северном побережье он застал чукотских ребятишек за изучением букваря на родном языке. Свою письменность народы Севера получили только при советском строе.　

Территорию Чукотского национального округа, равную Германии и Италии, вместе взятым, населяли тогда лишь около двадцати тысяч человек; три четверти жителей — чукчи, эскимосы, юкагиры и чуванцы, остальные — русские. Примерно четвертая часть населения обосновалась в поселках и стойбищах на побережье; «оленные» чукчи кочуют вдали от моря. В Анадыре, центре округа, больше тысячи жителей, в Уэллене — свыше пятисот; население арктических поселков быстро возрастало.　

Более половины всех доходов население еще недавно получало от оленеводства; оно давало не только мясо, но и единственный строительный материал в этом безлесном крае — шкуры. Поголовье оленей исчислялось сотнями тысяч. Значительный доход приносил промысел морского зверя (моржа, тюленя) и кита. Моржовый и тюлений жир употреблялся в пищу, освещал и согревал яранги береговых чукчей и эскимосов; моржовой кожей обшивали лодки и полы юрт, из тюленьей — нарезали ремни для санной упряжи, изготовляли обувь.　

Многие чукчи, прирожденные охотники, промышляли пушного зверя — песца, лисицу, горностая, россомаху, белого медведя. Жители прибрежных поселков на реках Анадырь и Верконь, где водятся кета, горбуша и нельма, занимались рыболовством. В советское время развился и кустарный промысел: пошивка непромокаемых сапог из кожи морского зверя, разноцветных меховых украшений для одежды, резных художественных изделий из моржового клыка.　

Владимир Сергеевич Стаханов располагал интересными цифрами; они говорили о социалистическом переустройстве Чукотки. Восемнадцать промысловых артелей, два десятка кооперативных лавок, три больницы, восемь школ, несколько центральных пунктов ликвидации неграмотности возникли на полуострове в последние годы. И вот первые результаты: полторы тысячи грамотных среди коренного населения, где прежде не было человека, способного прочитать хотя бы одно слово.　

Возникли новые перспективы экономического развития полуострова: геологи нашли в его недрах уголь, графит, золото, и — кто знает! — какие еще природные сокровища будут открыты в исследуемых районах этого богатого края, лежащего на краю советской земли…　

Ровное гудение авиационных моторов прервало нашу интересную беседу.　

— Кто бы это мог быть? Неужели Маврикий? — забеспокоился Миша, лелеявший надежду сходить на «Красине» в Ном, где его друг Маврикий Слепнев со своим самолетом поджидал прибытия ледокола.　

— Вряд ли Слепнев, — успокоил Стаханов. — А о Леваневском вы позабыли? Думается, это он летит из Уэллена.　

Двухмоторный самолет появился из-за хребта и пологой спиралью пошел