Языческая жестокость, но что поделаешь…

По утверждению Запесоцкой, которая якобы последней виделаПозднякова, он, несмотря на предупреждение метеорологов, сшивался на трассе дляфристайла. Это была заброшенная трасса, к западу от «Розы ветров» и много вышепо склону. Ею вот уже год никто не пользовался. Эта трасса имела дурную славу —в прошлом году именно здесь под лавиной безвозвратно исчезли двое слаломистовмуж и жена. Звягинцев хорошо помнил их. Милые люди, профессора то лиорганической, то ли неорганической химии. Дома они оставили собаку —королевского пуделя, — к которой так и не вернулись. Теперь вот еще иКирилл Поздняков, уроженец города Апатиты (Звягинцев был в Апатитах один раз вжизни, проездом, и так и не смог сказать о городе ни одного доброго слова).

Что потянуло туда Запесоцкую — понятно, она везде, как тень,бродила за своим ветреным молодым любовником. Но что заставило самого Кириллавыйти на нефункционирующую трассу, так и останется загадкой. Запесоцкаянаблюдала за ним издали, чтобы лишний раз не нервировать возлюбленного, а когдапошла лавина, инстинктивно бросилась вниз и в сторону: трах трахом, а особственной жизни тоже подумать не мешает. И когда Запесоцкая увидела вместотрассы девственно-чистый снег, она поняла, что спасти Кирилла может тольконемедленное вмешательство спасателей. Но следом за первой лавиной прошлавторая, и шансы Кирилла свелись к нулю. Науськиваемые Натальей Владиленовнойспасатели проутюжили трассу вдоль и поперек, но так ничего и не нашли.

Очкастая дьяволица утверждала, что видела рядом с Кирилломкакого-то лыжника, ной его тело обнаружено не было.

«Дохлый номер, — сказал сам себе Пал Палыч, —сливайте воду». Багаж Позднякова надо упаковывать и отправлять в Карелию, попоследнему месту жительства.

Громко сморкаясь и тихо матерясь, Звягинцев натянул на себямятый костюм, пристроил к подбородкам измочаленный галстук (секьюрити, чтоподелаешь, нужно соответствовать) и в который раз подумал, что его распирает,как на дрожжах: воротничок на шее не сходится и пуговицы на брюкахзастегиваются с трудом.

«Куда же меня тащит, мать твою, — в который раз подумалЗвягинцев, с отвращением глядя в зеркало. — Прав Васька, нужно занятьсяэтими гребаными лыжами, авось похудею…» Но это были только благие пожелания: задва года, проведенных на горнолыжном курорте, он даже близко к ним не подходил.А красивый спуск по слаломной трассе с отрогов виделся ему только в ночныхкошмарах, приправленных радикулитом.

И, как обычно надев вместо горнолыжного костюма плащ-пальтона ватине и шляпу с заломленными полями (Вася считал ее неотъемлемым атрибутомчастного детектива, и она приводила его в восторг), Звягинцев покинул свойномер.

* * *

В домике спасателей Звягинцеву долго не открывали.

Но чутье старого мента подсказывало ему, что за дверьюкто-то схоронился. Пал Палыч даже догадывался, кто именно, — и этоприводило его в ярость. Дверь сотрясалась под ударами его пудового кулака, явнонамереваясь сорваться с петель.

— Открывайте, сволочи! — зычно кликнул Звягинцев.

Как будто послушавшись его призыва, дверь робкоприотворилась, и в ней показалась разбойная физиономия Ахмета.

Звягинцев проворно сунул ногу в образовавшуюся щель.

— А… Это ты, Палыч! — Ахмет тщетно попыталсяизобразить на лице некое подобие радости встречи.

— Нет, это твоя девка из ресторана. — В свободноеот остальных женщин время Ахмет активно шастал к одной из ресторанныхофицианток, напрочь лишенной груди и чувства ревности. — Ну и морда утебя, Ахметка! Остается только кинжал в зубы и на стенд «Их разыскиваетмилиция».

— Завидуэш, старый черт! — беззлобно осклабилсяписаный черкесский красавец.

— Завидую, — сознался Звягинцев. Это относилось кподжарой, узкой, как каминная кочерга, фигуре спасателя.

— А я болэю, — непонятно зачем, добавилАхмет. — Ангина, знаэш…

— Вижу, что болеешь, — промычал Звягинцев,оттесняя Ахмета от двери и просачиваясь в помещение.

Ахмет мягко отступал, с чисто восточным коварством сдаваяпозиции: он незаметно пододвинул низкую лавку, и Звягинцев, который не виделничего, что находилось ниже его толстого живота, споткнулся о нее и едва несломал себе шею.

Ахмет загоготал и скрылся за дверью, ведущей в большуюкомнату, служащую гостиной.

Звягинцев последовал за ним.

Ахмет быстро одевался. Он уже успел натянуть на себя брюки итеперь возился с рубашкой: торс Ахмета был покрыт невероятным количествомчерных упругих волос, которые производили на женщин просто фантастическоевпечатление.

Вот и теперь одна из них лежала на широкой низкой тахте,натянув простыню до подбородка. Ее одежда валялась на полу, рядом с тахтой.Звягинцев смерил ее скептическим взглядом: еще одна вырвавшаяся на свободудомохозяйка попалась на Ахметов крючок.

А точнее, мощный крюк.

— Значит, болеешь? — еще раз поинтересовался ПалПалыч.

— Никому нэ запрэщэно.

— А это, стало быть, лекарство. — Он кивнулголовой в сторону застывшей под простынею женщины.

— Угу.

— Грелка, — тихо сказал Пал Палыч и легонько ткнулАхмета кулаком в живот.

— Угу.

— Ты время зря не теряешь, — продолжал издеватьсяЗвягинцев.

— Слушай, да! — Невозмутимый черкес наконец-товышел из себя и прошипел:

— Нэ смэй так о женыщин!

— Ладно тебе.

— Сэрдцэ мое, собирайся, иди к подъемнику… Я скоробуду.

Девушка кивнула головой, не сводя взгляда со Звягинцева.

— Отвэрнис, папаша, — сказал Ахмет. Звягинцев повернулсяк девушке спиной и направился в угол, к единственному в комнате письменномустолу, там стояла Васькина печатная машинка — устрашающего вида «Ундервуд»,похожий на богато инкрустированный гроб.

Сейчас «Ундервуд» был зачехлен, что страшно удивило Звягинцева:Васька никогда не позволял себе ничего подобного, он был слишком ленив, чтобызачехлять и расчехлять машинку.

— Это еще что такое? — пробормотал Звягинцев себепод нос и почти тотчас же получил ответ. На столе, рядом с машинкой, лежал листокбумаги, заполненный разболтанным ундервудовским шрифтом: «УЕХАЛ В ГОРОДОТВОЗИТЬ РУКОПИСЬ. БУДУ ЗАВТРА К ВЕЧЕРУ. ПРИВЕТ ДЕДУ. ВАСИЛИЙ».

Звягинцев озадачился еще больше. С одной стороны, емупольстило, что Васька не забыл старика (привет был адресован ему, Василий давноназывал Звягинцева «дедом», и об этом знали все), с другой стороны.

Какую это рукопись собирался отвозить в город Васька?

Последняя, законченная, благополучно отправилась в Москвудве недели назад вместе с семейством заводчиков чау-чау, которым Василий такзадурил мозги, что они взяли рукопись — лишь бы отвязаться от него.