Сколь долго, думает он, Моррис Розен сможет держать язык зазубами? Генри полагает, что сумеет это выяснить. Он слишком любит Крысу и сдастее лишь в случае крайней необходимости. Это бесспорно.

— Дин Киссинджер, — бормочет он. — Генри Ачесон. Акки Дакки.Спаси нас, Господи.

Он еще раз затягивается, бросает сигарету в ведро с песком.

Пора идти в студию, пора воссоздать в эфире вчерашнююкруговую пробежку Марка Лоретты, пора отвечать на звонки фанатов спорта изокруга Каули.

А нам пора улетать. Колокол лютеранской церкви возвещает,что висконсинское время — семь утра.

***

Во Френч-Лэндинге жизнь набирает ход. В этой части светалюди не привыкли залеживаться в кроватях, и мы должны поспешить, чтобы всюдууспеть. Скоро начнут происходить разные события, и происходить быстро. Пока мывыдерживаем нужный темп, до прибытия в конечный пункт нам остается только однаостановка.

Мы поднимаемся в теплое небо, на мгновение зависаем рядом срадиобашней KDCU (мы так близко, что слышим, как включается и отключаетсяневидимый на солнце сигнальный фонарь, до нас доносится низкий, но немногозловещий гул электричества), смотрим на север, определяемся с нашимместоположением. В восьми милях выше по течению реки расположен городГрейт-Блафф, названный так по высящемуся там действительно огромномуизвестняковому утесу.[30] Место это, по слухам, нехорошее, потому что в 1888году вождь индейского племени фокс (по имени Дальний Взор) собрал всех своихвоинов, шаманов, женщин, детей и велел им прыгать с утеса, дабы избежатьужасной судьбы, которая привиделась ему во сне. И индейцы его племени, как ипоследователи Джима Джонса, подчинились.

Но так далеко вверх по течению мы забираться не будем,призраков нам хватает и во Френч-Лэндинге. Вместо этого вновь летим надНейлхауз-роуд («харлеев» нет: Громобойная пятерка во главе с Нюхачом Сен-Пьеромотправилась на работу на пивоваренный завод), над Куин-стрит и «ЦентромМакстона» (Берни еще там, по-прежнему смотрит в окно… бр-р-р) к Блафф-стрит.Здесь практически сельская местность. Даже теперь, в двадцать первом веке,маленькие городки округа Каули удивительно быстро переходят в леса и поля.

Герман-стрит, по левую руку от Блафф, уже не город, но еще ине лес с полями. Здесь, на краю большого, в полмили, луга, еще не открытогозастройщиками (такие есть и в округе Каули) в крепком кирпичном доме живут ДейлГилбертсон, его жена Сара и шестилетний сын Дэвид.

Задерживаться мы не можем, поэтому лишь ненадолго вплывем вокно кухни. В конце концов, оно открыто, и для нас есть место на столике уплиты, между «Сайлексом» и тостером. Гилбертсон сидит за кухонным столиком,читает газету и ложку за ложкой, не чувствуя вкуса, отправляет в рот«Спешл-кей»[31] (он забыл и про сахар, и про нарезанный банан, расстроившисьиз-за очередной статьи Уэнделла Грина на первой полосе «Герольд») — В это утроДейл, без сомнения, самый несчастный человек во всем Френч-Лэндинге. Вскоре мыпознакомимся с его соперником за этот титул, но пока побудем с Дейлом.

«Рыбак, — с тоской думает он, и его рассуждения по этомуповоду сродни мыслям Бобби Дюлака и Тома Лунда. — Ну почему ты, паршивыйбумагомарака, не нашел ему более современного прозвища? На обозвал, скажем,Терминатором? Ведь звучит неплохо».

Да только Дейл знает почему. Слишком уж очевидны, слишкомсильны параллели между Альбертом Фишем, творившим свое черное дело в Нью-Йорке,и подонком, что зверствует во Френч-Лэндинге. Фиш душил своих жертв, и ЭмиСен-Пьер и Джонни Иркенхэма тоже задушили. Фиш обедал своими жертвами, имальчиком и девочкой тоже отобедали. И Фиш, и эт??т гад похвалялись, что имособо по вкусу мо… в общем, определенная часть тела.

Дейл смотрит на залитый молоком сухой завтрак, бросаетложку, отодвигает тарелку.

И письма. Невозможно забыть эти письма.

Дейл смотрит на свой «дипломат», приникший к ножке стула,как верный пес. Папка там, и она притягивает его, как стреляющий болью зубпритягивает язык. Может, ему все-таки удастся не притронуться к письмам, покаон находится в своем доме, где играет в мяч с сыном и занимается любовью сженой… но вот не думать о них… это совсем другое дело, как принято говорить в здешнихкраях.

Альберт Фиш написал длинное, с отвратительными подробностямиписьмо матери Грейс Бидд, убийство которой и привело к тому, что старый людоедоказался на электрическом стуле («С каким восторгом я жду, чтобы через меняпропустили электрический ток! — вроде бы заявлял Фиш своим тюремщикам. — Этоединственное, чего я не испытал в жизни»). Рыбак тоже отправил аналогичныеписьма, одно — Элен Иркенхэм, второе — отцу Эми, отвратительному (но, по оценкеДейла, истинно скорбящему) Арману «Нюхачу» Сен-Пьеру. Дейлу хотелось бы верить,что письма эти написаны каким-нибудь шутником, не имеющим отношения кубийствам, но оба содержат информацию, которую скрыли от прессы, сведения,которые мог знать только убийца.

Дейл наконец уступает искушению (как понял бы его Генри Лайден)и берется за «дипломат». Открывает его и кладет пухлую папку на место, гдесовсем недавно стояла тарелка с сухим завтраком, залитым молоком. Ставит«дипломат» на пол, у ножки стула, открывает папку, маркированную:СЕН-ПЬЕР/ИРКЕНХЭМ. Никаких тебе Рыбаков. Перекладывает рвущие души школьныефотографии двух улыбающихся детей, отчеты медицинских экспертов, слишкомужасные, чтобы их читать, фотографии с мест преступления, слишком ужасные,чтобы на них смотреть (но он должен на них смотреть, смотреть снова и снова:окровавленные цепи, мухи, застывшие глаза). Тут же различные показания, самоедлинное — Спенсера Ховдала, который нашел маленького Иркенхэма и на оченькороткое время даже попал в подозреваемые.

Далее ксерокопии трех писем. Одно послали Джорджу и ЭленИркенхэм (пусть адресовалось оно только Элен, разве в этом суть). Второе —Арману «Нюхачу» Сен-Пьеру (так и значилось на конверте: имя, прозвище ифамилия). А третье — матери Грейс Бадд, жительнице Нью-Йорка, которое таполучила вскоре после убийства дочери поздней весной 1928 года.

Дейл выкладывает их перед собой, одно к другому.

«Грейс сидела на моем колене и целовала меня. Я решил еесъесть». Так написал Фиш миссис Бадд.

«Эми сидела на моем колене и обнимала меня. Я решил еесъесть». Это фраза из письма, полученного Нюхачом Сен-Пьером, и не стоилоудивляться, что этот человек угрожал сжечь полицейский участок Френч-Лэндингадотла. Дейл не любил этого сукина сына, но признавал, что на его месте,возможно, повел бы себя точно так же.