Тайлер замирает, уже в футболке, с кроссовкой в руках,странный, неприятный холодок бежит по его спине, потом рукам. Рыбак. Какой-топсих, убивающий детей… и поедающий их? Да, он слышал эти разговоры, от ребятпостарше на бейсбольном поле и в Центре развлечений Френч-Лэндинга, но кто могпойти на такое? Людоедство, это же надо!

Джордж вдруг понижает голос:

— А теперь я поделюсь с вами маленькой тайной, поэтомувнимательно слушайте дядю Джорджа. — Тайлер сидит на кровати, внимательнослушает, как его и просили. Так странно, что Джордж Рэтбан коснулся темы, стольдалекой от спорта, но Тайлер ему доверяет. Разве два года назад Джордж непредсказал, что «Милуокские крепыши» как минимум войдут в восьмерку лучших,тогда как все утверждали, что они вылетят из плей-офф на первом этапе. Да,предсказал. Дело закрыто, игра сделана, застегивай молнию на ширинке.

Голос Джорджа становится еще тише, падает до шепота.

— Настоящий Рыбак, мальчики и девочки, Альберт Фиш, мертвуже добрых семьдесят шесть лет, и, насколько мне известно, никогда не заходилзападнее Нью-Джерси. Более того, он, должно быть, болел за ЧЕРТОВЫХ ЯНКИ![25]ПОЭТОМУ РАССЛАБЬСЯ, ОКРУГ КАУЛИ! ПРОСТО УСПОКОЙСЯ!

Тайлер расслабляется, улыбается, начинает надеватькроссовки. Успокоиться — это правильно. День только начался, солнце яркое, да,мама в последнее время немного ку-ку, но у нее это пройдет.

На этой оптимистичной ноте мы и отбываем, погостили и будя,как сказал бы Джордж Рэтбан. А раз уж мы вспомнили о Джордже, вездесущемутреннем голосе округа Каули, почему бы нам не поискать его? Не самая плохаяидея. Реализуем ее незамедлительно.

Мы вылетаем из окна Тайлера, оставляем за собойЛибертивилль, по диагонали держим курс на юго-запад, не парим, а быстро машемкрылышками, потому что летим по делу. Направляемся к отблеску лучей утреннегосолнца на поверхности Отца вод, к самой большой в мире шестибаночной упаковке.

Между ней и находящейся в ведомстве округа дорогой Оо (мыможем называть ее Нейлхауз-роуд, потому что уже практически стали почетнымигорожанами Френч-Лэндинга) высится радиобашня, сигнальный маяк на вершинесейчас не виден в ярком свете июльского дня. Вдыхаем ароматы травы, деревьев,согревающейся земли, но по мере приближения к башне их перебивает дрожжевойзапах пива.

Рядом с радиобашней, в промышленной зоне, занимающейвосточную часть Пенинсула-драйв, стоит небольшое, сложенное из блоков здание. Кнему примыкает автостоянка, где едва хватает места для полудюжины автомобилей иразъездного минивэна, старенького «форд эконолайн», выкрашенного в розовыйцвет. Когда вторая половина дня начнет переходить в вечер, длинные тени резервуаровс пивом лягут на щит, установленный на лужайке против стоянки, потом на зданиеи, наконец, на стоянку. На щите надпись: «KDCU-AM — ВАШ ГОЛОС В ОКРУГЕ КАУЛИ».Поперек — другая, нанесенная розовым, почти в тон минивэну, спреем: «Трои любетМарианн! Да!»

Чуть позже Хоуви Соул, член У-команды, так называют себясотрудники радиостанции, сотрет ее, возможно, во время передачи Раша Лимбо,которая принимается на спутниковую антенну и полностью автоматизирована, нопока она красуется на щите, говоря нам о том, как проявляется любовь водноэтажной Америке. Видите, мы все-таки нашли и что-то хорошее.

Аккурат в момент нашего прибытия из боковой двери зданиярадиостанции выходит худощавый мужчина в «докерсах»[26] цвета хаки, белойрубашке из египетского хлопка, застегнутой на все пуговицы, без галстука, и втемно-бордовых подтяжках (они такие же тонкие, эти подтяжки, как и он сам, ислишком модные, чтобы называть их помочами; помочи — это вульгарная частьмужского туалета, их могут носить только такие люди, как Шустрик Макстон иСонни Хартфилд из похоронного бюро). На голове этого серебряноволосого мужчиныочень крутая соломенная «федора», старинная, но прекрасно сохранившаяся.Большие «авиационные» солнцезащитные очки закрывают глаза. Он останавливаетсявозле газона, слева от двери, под громкоговорителем, из которого доноситсяпрогноз погоды на текущий день: на KDCU идет выпуск местных новостей. Далее —последняя информация с Чикагской биржи сельскохозяйственной продукции, а потомуза микрофон мужчине садиться только через десять минут.

Мы с растущим недоумением наблюдаем, как он достает пачкусигарет «Американ спирите», прикуривает от золотой зажигалки. Конечно же, этотмужчина в подтяжках, «докерсах» и «федоре» не может быть Джорджем Рэтбаном.Мысленно мы нарисовали себе совсем другого Джорджа, никоим образом не похожегона этого. Мы вообразили мужчину с огромным животом, нависающим над ремнемклетчатых брюк (жареные колбаски, они свое берут), кирпично-красным лицом (а заэто уже спасибо пиву, не говоря об истошных криках у микрофона) и мощной шеей(в иной таким голосовым связкам просто не уместиться). Воображаемый нами, да ивсем округом Каули, Джордж Рэтбан — пучеглазый, широкозадый, с растрепаннымиволосами, с кожаными легкими. Если он курит, то, конечно, сигары, ездит на«шевроле», голосует за республиканцев и в любой момент может стать жертвойсердечного приступа. Язык у него без костей, предрассудков — выше крыши, да ещеповышенный холестерин.

Этот мужчина — не тот мужчина. Этот двигается с грациозностьютанцора. Этот — ледяной чай в жаркий день, хладнокровный, как король пик.

Ларчик открывается просто. Дело в том, что Джорджа Рэтбанане существует вовсе. Он — хобби, выдумка, всего лишь один из ликов этогохудощавого мужчины. Сотрудникам KDCU известно его настоящее имя, и они считаютсебя участниками разыгрываемого спектакля (один из его атрибутов — фирменнаяфраза насчет слепого), но, право, не знают и половины того, что связано с этимчеловеком. Если говорить точно, знают только треть, — потому что мужчина в«докерсах» и соломенной «федоре» на самом деле объединяет в себе четырех людей.

В любом случае Джордж Рэтбан — спаситель KDCU, последней ещеживой станции диапазона AM на рынке, захваченном эфэмовскими[27] хищниками.Пять дней в неделю он ведет утреннюю передачу, которая пользуется бешенойпопулярностью, а следовательно, привлекает спонсоров. Поэтому У-команда души внем не чает.

Над его головой громкоговоритель выплевывает: «…нет никакихниточек, согласно словам начальника полиции Дейла Гилбертсона, который назвалУэнделла Грина, репортера „Герольд“, заезжим паникером, больше интересующимсятиражом газеты, чем нашим стремлением навести порядок во Френч-Лэндинге.

А пока в Ардене пожар в доме унес жизни пожилого фермера иего жены. Хорст П. Лепплемайер и его жена, Гертруда, восьмидесяти двух лет…»