Пульсируют культи.

И где-то…

Глубоко, глубоко, в самых темных глубинах души слабый голос.И голос шепчет: "Суки…"

Но он не слышит.

Пока.

Великие уходят из жизни, чтобы возродиться в мифах. Такиемысли бродили в моей голове, когда Дуг и я спускались по очередной отвеснойстене. В полном альпинистском снаряжении, в рюкзаками на плечах, по веревкам,надежно закрепленным на вершине обрыва. Вокруг расстилалась Божья страна.Потому что никто, кроме Создателя, не мог приглядывать здесь за нами. Даже вавгусте в колорадской части Скалистых гор не бывало туристов, и уже нанебольшой высоте температура падала до октябрьской. Когда утром мы покидали ФортКоллинз, теплые рубашки и куртки могли вызвать разве что смех. А ют теперь, напродуваемом всеми ветрами гранитном обрыве, они пришлись очень даже кстати.

Мы приземлились у подножия обрыва, стукнувшись о землюкаблуками ботинок (каблуки Дуга ударились жестче). Я переносила горный маршрутгораздо легче, и мне оставалось только гадать, как относится он к тому, что надним берет верх женщина на двадцать лет моложе его. Хотя речь шла только офизической форме и результат, по большому счету, был одинаков: оба внизу, обацелы и невредимы.

Приземлились мы целыми и невредимыми. Освободившись отверевок, ремней и блоков, необходимых для спуска, поправив рюкзаки (в нихнаходилось звукозаписывающее оборудование весом в семьдесят фунтов и стоимостьюв четыре "штуки"), мы двинулись на север, через широкое плато, межкачающихся сосен.

В погоню за призраками.

— Ты хоть задумывался над тем, что мы здесь делаем? Почемуочутились здесь? — Эти вопросы давно уже рвались с моего языка. С тех самыхпор, как Дуг проникся этой идеей и мы начали тренировки: без альпинистскихнавыков идти в горы не имело смысла. — Мы ведь исходим из бредней какого-тоотшельника, который, возможно, в первый же день свалился в лихорадке, да так отнее и не оправился.

Дуг кивнул. Блеснув маленьким рубином в ухе. Улыбнулся,чем-то напомнив мне мужчину из страны Мальборо.

— Если бы мы остались дома, завтра у тебя возникло быжелание перерезать себе вены из-за того, что мы не решились проверить егослова.

Насчет вен он, конечно, перегнул палку, но я понимала, что впринципе он прав. Больше всего на свете мне хотелось узнать, правда это иливымысел. Но и прагматизм брал свое. Не хотелось чувствовать себя полной дурой,если бы этот поход подарил нам лишь роскошный закат и высвеченное миллиардамизвезд ночное небо.

— Знаешь, что мог слышать этот парень? Возможно, сюда каждыйгод приходит какой-нибудь страстный поклонник и включает магнитофон.

— И голограмму?

Пришлось признать, что крыть мне нечем. Откуда бралсявидовой ряд, я объяснить не могла.

У каждого из нас были причины для марш-броска в горы. У менядуховные, у Дуга — меркантильные. Я видела в нем "дитя цветов" концашестидесятых, лишенное присущей хиппи сентиментальности. Поэтому он прекрасновписался в восьмидесятые и последующие годы. Высокий, подтянутый, с грубоватым,но симпатичным лицом, он никогда не переставал подсчитывать расходы и доходы, стем чтобы неизменно оставаться в плюсе. Сфера его деятельности накрывала Денвери окрестности. Он был агентом музыкальных групп и отдельных исполнителей,организовывал клубные концерты, не брезговал и "бутлеггерством".

Если появлялась возможность заработать бакс-другойнезаконной записью и ее продажей, Дуг ее не упускал. Приносил специальноеоборудование в концертный зал, устанавливал в зоне наилучшей слышимости.Подкупал звукоинженера и подключался к микширующему пульту. Продавал незаконныедубликаты мастер-кассет студиям от Лос-Анджелеса до Лондона. Дуг Рис вел делаедва ли не со всеми производителями пиратских альбомов и дисков, не только вСША, но даже в Австралии.

Я знала, что ему плевать едва ли не на все, что я полагаласвятым. И тем не менее иногда работала с ним, а то и спала. Почему нет, многиепродают душу ради рок-н-ролла.

Я успокаивала себя тем, что он никогда не подводил друзей. Идействительно, Дуг лез из кожи вон, обеспечивая мне и моей "Овации"выступления в Денвере, Болдере, Форте Коллинз. Да, случалось, что глядя на своеотражение в зеркале, я видела двадцатичетырехлетнее клише — высокую гибкуюженщину с длинными волосами, поющую о горькой обиде и детской надежде. Что стого, это была честная работа.

В отличие от пособничества бутлеггеру. Только не надоспрашивать, что оплачивалось лучше. И это приходилось принимать в расчет, еслиставилась цель покорить Лос-Анджелес. Тут требовался не только характер, но иденьги. Те самые грязные деньги. Я успокаивала себя тем, что в какой- то моментостанется одно творчество.

Мы все продаем свои души. Только иногда не хотим в этоверить.

Согнувшись под тяжестью рюкзаков, Дуг и я шагали к далекимпикам, покрытым шапками никогда не тающего снега. И музыку здесь творил тольковетер.

Ближе к вечеру мы вышли на цель. Увидели перед собойестественный амфитеатр, огромную нишу подковообразной формы, словно вырубленнуюна горном склоне. Высившиеся вокруг сосны и ели всем своим видом показывали:да, в этом идеальном месте и случилась трагедия. Здесь для меня умерла музыка.Я увидела деревья, вершины которых, как ножом, срезало самолетное крыло.

Память услужливо подсказала имена. Теренс Доббинс. ДиланПрайс. Йен Смит-Тейлор. Джон Уэйкфилд. Гении, все и каждый в отдельности. Мненедоставало их, как братьев, как возлюбленных, как отцов, как закадычныхдрузей. Они были для меня всем, и даже больше.

"Грендели", думала я. Покойтесь с миром.

Дуг поставил рюкзак на огромный валун размером с"фольксваген", зарывшийся колесами в землю. Уголком глаза я видела,что он смотрит на меня, наблюдает, как я это все воспринимаю. Я же буквальноокаменела. Он подошел ко мне, словно отец — к ленивой дочери, снял с менярюкзак, откинул с шеи волосы и, совершенно неожиданно для меня, нежно поцеловалузенькую полоску кожи над воротником.

И правильно. Я нуждалась в ласке, нуждалась в нежности. Нокуда больше мне хотелось, чтобы это был Теренс. Или Дилан, Йен, Джон. Хотелосьпочувствовать отклик их душ на прибытие человека, в жизнь которого они вошличуть ли не десять лет тому назад и остались там навсегда. Который до сих поргрустил, слушая их альбомы.

Но… меня поцеловал Дуг. Всего лишь Дуг.

— Ты чувствуешь? — прошептал он. — Я готов поверить, чтокакая-то их часть по-прежнему — здесь.