Его дверь была выбита.

Джон Хемли выкатился из кровати и успел поднять глаза нанакатывающуюся на него тьму.

— Ты был прав, — прошипела тьма. — В твоей душонке дерьмабыло больше, но музыкант он лучший, чем ты. Есть с чем развернуться.Порастрясти можно любую душу, но подходящий музыкант — его не всегда простонайти. Ты помог мне найти его. Ты дал меня ему. Как, черт побери, мило с твоейстороны. Я, мать твою, намерен отблагодарить тебя.

Джон начал было вставать. Попытался найти слова. Мгновениеспустя он не мог даже найти свои мозги, когда гитара взметнулась, и полетелитопор и кровь, и череп.

Когда Нил проснулся следующим утром, в голове его был туман,спина затекла, а уши терзал грохот MTV. Он так и остался лежать в дымкеступора, даже не помня, как и когда включил телевизор.

Потом начались рок-новости — с рассказом о вдове ВернонаПаники, она была жестоко изнасилована и убита.

Нил сел, слушая новости лишь краем уха… а потом увидел кровьу себя на руках…

На своих руках…

Руках, казавшихся крупнее, чем были. Он списывал это, ну на…ну не знаю… Упражнение или что-то столь же нелепое, что в тот момент казалосьвполне логичным объяснением.

И татуировка. Черный, оттененный кровью топор.

Вот она, татуировка, у него на руке, а где-то в закоулкахсознания…

Он бросился к шкафу, где держал свою коллекцию пластинок.Бормоча что-то себе под нос, Нил принялся рыться в огромной стопкедолгоиграющих. Он впервые заметил, как воняет у него изо рта и от тела.Пластинку он нашел в груде винила, поскольку подпольная запись еще не вышла надиске…

Альбом Вернона Паники "Горение", а на обложке —сам Верной, оттягивающий струну на самом верху грифа черной '59 "ГибсонЛес Пол Кастем". Обе руки, окруженные пламенем руки, прямо в самом фокусе,и вот она, татуировка, на тыльной стороне правой ладони.

Он круто повернулся, от чего пластинки полетели в разныестороны, и схватил гитару. '59 сверкала, на ней не было ни единого пятнышка, номысленным взором Нил видел запекшуюся кровь на днище деки. И седьмая струна…Господи, здесь же кровь на седьмой струне.

Руки, казавшиеся чужими, ударили по струнам, и вызванный имизвук заполнил квартиру. Не подхваченный усилителями звук обрушился на Нилаоглушительным громом. Звук. Звуки. Звук кричащей женщины и звук мужчины,хрипящего, вроде как Джон Хемли, голос, как будто издающий панический вой,молящий его выпустить, и все это смешивается в омерзительную какофонию, аповерх накладывается глубокий и низкий бас-аккорд смеха, отвратительного смеха,служащего бэк-ритмом.

С криком Нил бросился к камину. Пробегая мимо зеркала, ондаже не взглянул в него, не желая — пусть даже это один на миллион шанс —увидеть в нем чужое отражение. Нажав на кнопку, поджигающую газовые рожки, оншвырнул гитару прямо в огонь.

Не горит.

Гриф торчит из камина, по твердой деке танцует пламя, а онане горит, мужик, не горит! А когда он выдергивает гитару из огня, она холоднакак лед.

Подняв инструмент над головой, Нил ударил им о стену, обпол. Не ломается.

Не сломалась и тогда, когда он, выскочив во двор, переехалгитаре гриф джипом.

Швырнув инструмент на заднее сиденье, Нил как сумасшедшийпогнал темно-синий джип на самый верх Малхолленд-драйв. Выскочив из машины сгитарой в руках, он остановился на краю скалы, глядя в уходящий на сотни мильвниз скалистый каньон, будто Сатана, озирающий адские бездны, готовый броситьлакомство проклятым душам. Гитара у него над головой…

И внезапно Нил Колмик исчез, и вот Верной Паника обнимаетчерную '59 и воет, задрав голову в небеса. Он ударяет пальцами, своими пальцамипо струнам и упивается в стоне, поднимающемся от них.

Стоне на три голоса…

Вскочив в джип, Верной рванул с места, оставив по себе следышин и вонь паленой резины. Он погнал вниз с холма, на головокружительнойскорости проходя повороты. Он проскочил боковую улочку, вошел в поворот,прибавил газу.

Прямо перед собой он увидел бебика, маленькую девочку срыжими волосами, сбежавшую из-под бдительного ока матери. Размахивая пухлымиручонками, она вышла прямо на середину узкой улочки.

Верной вдавил педаль газа, подпевая воющему джипу,несущемуся прямо на ребенка, чтобы стереть ее, размазать в маленькое красноепятнышко прежде, чем она вырастет и превратится в одну из этих сук, этихкастрирующих сук, которые…

Тут раздался женский крик, и из ниоткуда выпрыгнула мамашадевочки, подхватила малышку как футбольный мяч и рванула на дальний тротуар.Она упала в живую изгородь, лицо и руки ей исцарапали ветки, и все же онатеперь отчаянно прижимала к груди орущую во всю мочь дочь.

Джип Пронесся мимо через долю секунды после этого падения, исчезпрежде, чем она смогла заметить номерной знак. Но смех — этого смеха онаникогда не забудет.

В своей мастерской в гараже Пэм Салливан, гениальныйстоляр-краснодеревщик, отступила на шаг от стационарной циркулярной пилы.Сдвинув на лоб очки-маску, наметанным взором она принялась изучать доску, чтобыудостовериться, что та достаточно ровная.

Пэм скорее почувствовала, чем увидела, что кто-то стоит унее за спиной. И круто повернулась.

Он улыбался ей сверху вниз, перебирая блюзовый рифф на своейчерной '59.

Пэм было собралась вздохнуть с облегчением, но сам вздохзастрял у нее в горле.

— Нил? Нил, с тобой все в порядке?

— Нил терзает струны в других краях, — отозвался Вернон,делая шаг вперед, и Пэм инстинктивно отступила.

— Нил? — Голос ее прозвучал тихо и встревоженно. — Нил,что-то не так. Что с тобой такое? — уже требовательно спросила она.

— Суки, — прорычал Верной. — Вечно спрашивают, в чем дело.Вечно хотят помочь. — Руки его начали в предвкушении сжиматься.

Пэм отступила еще на несколько быстрых шагов, непроизвольноподнимая только что оструганную доску..

— Уходи, Нил, — приказал она.

Верной обходил столярный станок.

— Суки вечно командуют. Суки сосут тебя как пиявки,втираются между мною и музыкой. — Он ударил по верстаку рукой, и Пэм увиделатопор на ладони, которая была слишком большой, чтобы принадлежать Нилу. — Онихотят утащить тебя за собой в болота! Хотят отрезать тебе яйца и тебе же ихскормить, только чтобы показать, что они на это способны!