Дмитрий, – Са-мый до-ро-гой! Я никогда не разбирался ни в подарках, ни в алкоголе, но я знаю две вещи: если человек любит коньяк и при этом он твой начальник – дари ему на день рождения са-мый до-ро-гу-щий коньяк!

Ну конечно – вот что это за бутылка! Картина начала проясняться.

Я показал ему большой палец, оценивая выбор – на это Дмитрий благодарно кивнул и, прихлебнув кофе, продолжил:

– В день рождения всегда хочется, чтобы праздник был у всех, ведь так? А особенно тогда, когда тебе в подарок приносят такую бутылку – это не коньяк, это произведение искусства! И зачем же портить праздник себе, отказывая другому в просьбе? Незачем! Лучше пусть празднует, ведь правда же? Понимаете?

Я помотал головой – он снова начал говорить загадками. Дмитрий же в очередной раз удивлённо посмотрел на меня, не понимая моего тугодумия:

– Ну же! Я вновь собираюсь поднять вопрос о своём повышении!

Видя моё прояснившееся лицо, Дмитрий искренне засмеялся, убрал бутылку обратно и, допивая кофе, продолжил говорить под аккомпанемент моих одобрительных реплик:

– Глава филиала в соседней области! И это, попрошу заметить, не очередной холостой залп – заряжено боевыми! Если получу отказ, то…

– Уволитесь? – счастливо спросил его я. Дмитрий махнул рукой, словно говоря: «Ну что же вы так мелко? Гулять так гулять»:

– Застрелюсь!

Плейлист закончился, и в зале повисла тишина. Я недоуменно вглядывался в абсолютно счастливое лицо Дмитрия, не в силах соотнести его со сказанным.

– Всё равно я всю жизнь только и делал, что добивался надуманных целей, чтобы угодить надуманным судьям моей жизни. Я жалкий, слабый человек – и такой выход отлично подчеркнёт это, он станет логичным итогом такой жизни. Кстати, огромное спасибо за кофе!

– Кофе?.. – я никак не приходил в себя.

– Неожиданные визиты родственников я не люблю именно за их внезапность, которая якобы делает вариант отказа их принимать невозможным, – начал он издалека, вытирая при этом губы салфеткой – но Вы даже не представляете, как я ему обрадовался! Мы так мало видимся, живя в одном городе, и тут, вдруг, без звонка – с вещами на пороге! Мой брат, представляете? Как я скучал, Боже, как я был рад его видеть! И одновременно с этим страх – в комнате заряженный пистолет! Не думаю, что он оценит мой план. Мы вроде как должны на следующей неделе прийти в «Феникс», но, как понимаете, не всё зависит от меня. Брату лучше не знать, ведь так?

Я вспомнил о рамках в душе Дмитрия – вот что случается тогда, когда человек пытается пробить путь на свободу лбом, вместо того, чтобы аккуратно и постепенно вскрыть замок психологического барьера, отделяющего его от остального общества. Дмитрий вырвался на свободу слишком рано – он не готов к жизни в этом мире, потому-то и выбирает самый простой путь.

Следовательно, нужно до поры загнать его обратно в старое стойло, чтобы следующий выход стал осознанным и окончательным.

– Вам не жалко его? – я посмотрел ему в глаза, – Его, маму? Вам не страшно перед Богом?

– Всю жизнь, – вздёрнув подбородок, он стрельнул в меня молниями из глаз, – я делал всё ради семьи. Я отдавал все силы и средства, которые у меня были, лишь бы мои родные были счастливы – и в этом находил собственное счастье. Свою жизнь я прожил для них – разве мы не в расчёте? Семья – это лучшее, что у нас есть, и уж точно самое дорогое – но моя совесть чиста.

Не желая объяснять, как у него получилось совместить в своей душе Бога и самоубийство, он показал на кружку, нарочито-бодро воскликнув:

– К сожалению, от храпа мой драгоценный братец так и не избавился, а я так и не научился засыпать при шуме, эквивалентном десяти включённым стиральным машинам, поэтому ещё раз спасибо за кофе. Этот человек, знаете ли, не любит, когда я долго думаю, а когда я сонный....

Меня как током ударило. Что он сказал?

– Этот человек, он мой начальник, и он…

Как его фамилия? Мне не чудится ли?

– Этот че-ло-век, да что с Вами....

– Дмитрий, – я взглянул на него так, что он вжался в диван, – как называется компания, в которой Вы работаете?

Он произнёс название. Я не верил. Почему я раньше не спрашивал? Почему он раньше не говорил? Я не верил.

Это же контора Пана.

– Этот человек хочет отнять у меня «Феникс», – и я рассказал ему о визите моего арендодателя.

Выслушав, Дмитрий задумчиво вздохнул, сложив руки перед лицом, и спросил меня:

– Почему Вы не хотите продать ему закусочную? Фактическим владельцем стал бы он, а Вы бы просто здесь работали – это же логичный выход!

– Мы говорили об этом, но я готов пойти на такой шаг только при условии, что «Феникс» останется таким, какой есть. А ему нужно только помещение – содержание закусочной в его планы не входит.

Я не стал развивать эту мысль при Дмитрии, но Вам признаюсь в том, что должен был сказать ещё в понедельник, но почему-то утаивал, словно не желая признаваться Вам, да и себе тоже, насколько сильно я привязан к этому месту – не просто к стенам и барной стойке: к «Фениксу», который внутри меня, внутри каждого из посетителей – живой, несгораемый. Можно убрать диваны, снести стойку, разбить окна – но «Феникс» будет жить, пока огонь горит в сердцах, пока он делится этим огнём. Пан же хочет выпотрошить это место, забрав каждый уголёк, высыпав всю золу из зала. Как я уже говорил, «Феникс» является моей личной прихотью, но за эту прихоть я готов умереть.

Выслушав меня, Дмитрий одобрительно кивнул:

– Вы правы. Лучше умереть тем, кем ты являешься, нежели жить другим. Не совсем типичная для меня логика, но, тем не менее, слишком правильная, чтобы не следовать ей.

Он посмотрел на часы:

– Опаздываю… – достав деньги, он положил их на стол, резко встал и, поравнявшись с сидящим мной, положил руку мне на плечо, заглядывая в глаза – и снова во взгляде я увидел огонь:

– Чего бы мне этого не стоило, я подниму этот вопрос. Предупреждаю сразу – я ничтожный человек и большого давления на него оказать не смогу. Не обнадёживайте себя – но при этом надейтесь на то, что мой коньяк станет для него достойной заменой «Фениксу».

– Не будем загадывать, чтобы не сглазить, – я готов был обратиться к суевериям, если бы это помогло спасти «Феникс», однако, услышав это, Дмитрий неодобрительно покачал