– Я не говорю определённых вещей не потому, что боюсь сглазить их воплощение в жизнь. Я просто не хочу вспоминать, как насмехался над чем-то или не принимал что-то во внимание – и это что-то сыграло роковую роль. Не возносить выше орла – и не придётся ползать ч червями. Эта фраза сказана про веру, но и в контексте общего отношения к мелочам, которые, оказавшись фатальными, ощущаются больнее втройне, она хороша. Хвалиться тем, что ещё не сделано или чересчур сильно уповать на то, что то, что трудно будет сделать, получится, не следует не потому, что Вы сглазите что-либо – просто хвастливые слова и сладкие мечты станут костью у Вас в горле, когда что-то пойдёт не так.

И он быстрым шагом пошёл к выходу. Я подумал, что если бы Дмитрий вёл себя так же, как сейчас, каждый день, он бы уже давно основал собственную компанию и был бы наконец счастлив – если его счастье действительно в этом.

– Послушайте, – окликнул я его, – не волнуйтесь насчёт достойной замены: коньяк ведь дорогущий! Я уверен, он вполне может ею стать.

– А ведь Вы, – уже стоя в дверях, усмехнулся он, – продлеваете мне жизнь! Придётся дождаться до решения вопроса по «Фениксу» – ведь если он придёт отбирать его силой, я буду биться плечом к плечу с Вами, – и, развернувшись, ушёл из оазиса «Феникса» в раскалённый город.

Надежда будет жить. И дело даже не в разговоре Дмитрия с Паном – вечный клерк сделал гораздо более важную вещь, сам того не подозревая: он напомнил мне о семье.

Как же хорошо, что они не узнают о том, что я, будучи в бедственном положении, не обратился к ним за помощью сразу! Ох, как бы они рассердились, узнав, что я пренебрёг ими, не желая создавать им неудобств в тяжёлое для них время в финансовом плане! Каким же я был эгоистом – упиваясь своей болью, я забыл, какую боль причинит моей семье смерть моей мечты! Да разве я, максимально стеснённый в деньгах, колебался бы хоть секунду, если бы кому-то из моих родных вдруг понадобилась помощь?!

В четверг у нас с Андреем Ивановичем выдалось много работы, поэтому я обзванивал своих в коротких передышках между вереницей заказов – а когда поток начал спадать, оставил своего незаменимого партнёра в одиночестве и побежал снимать деньги, переводимые с разных концов необъятной страны по первой моей просьбе.

Надежда будет жить – общая сумма, сложенная из денег приятелей, Николая и родных, практически соответствовала требованиям Пана: оставался последний штрих – ход козырным клерком, в которого я безоговорочно верил. Будь этот разговор «голым», не подкреплённым финансово, он бы лишь разъярил Пана, однако теперь, когда денег почти хватает, его можно будет уговорить.

Вечером того же дня Дмитрий зашёл снова – и выглядел он, к моему ужасу, отнюдь не как победитель. Его бледное веснушчатое лицо обливалось потом, короткие рыжие волосы потемнели, сквозь тонкую белую рубашку проглядывали рёбра – пиджак он нёс, перекинув через плечо. Несмотря на неработающий кондиционер, «Феникс» не был раскалённой сковородкой, так что после прогулки по городу Дмитрию здесь явно станет легче. Поймав мой взгляд, он стал мотать головой и свободной рукой, словно предостерегая от каких-либо вопросов. Стараясь определить результат его встречи с арендатором, я отметил, что вид у него был не радостный или грустный, а скорее растерянный. Это наблюдение оказалось верным.

– Я не понимаю, – он сел у стойки, гипнотизируя её в течение нескольких секунд, а затем поднял на меня ошалевший взгляд.

Мне казалось, что я седею у него на глазах, потому что они были наполнены смесью страха и удивления. Я налил ему рюмку коньяка, он, не отрывая от меня взгляда, выпил её. Пригладив на всякий случай волосы, я налил ещё.

– Он уехал, – Дмитрий, выдохнув, начал говорить – в командировку или что-то вроде того.

– А что сказал-то?

– А ничего, – он нервно хихикнул, – просто сказал, что все решения будут приняты после командировки. Уехал сегодня, в пятницу вечером будет.

– Вы спросили…

– Я сказал, что смотрел отчёты и что Вас, как клиента с вполне хорошей историей, можно было бы и не наказывать за столь странную прихоть. Он отмахнулся, сказал, – тут он залпом выпил коньяк, сморщился и закончил, – всё пос-ле.

– Дела… Снова ждать неизвестно чего.

Внезапно зазвонил телефон. Жестом извинившись перед Дмитрием, я не глядя взял трубку.

– Усиливаете давление? – мой слух полоснул ехидный голос Пана.

Отпираться было бессмысленно, как и отвечать на его вопрос.

– Ладно-ладно, я понимаю, на войне все средства хороши. Но почему Дима?

– Он мой частый гость, я не мог утаить ситуацию от него, – я отошёл от стойки и стал говорить тише, чтобы несчастный Дмитрий не свалился с инфарктом, узнав, что его злой гений звонит мне, чтобы поговорить насчёт него. – Он сам вызвался…

– Да я понимаю, не нужно оправдываться, верю… Благородный он, Дмитрий. Хороший работник, умный, честный. Только боится всего и не знает, чего хочет.

Я вновь промолчал.

– Как сбор средств? – как бы между делом спросил Пан.

– Идёт полным ходом, – былой восторг куда-то пропал, что только сыграло мне на руку: случись звонок раньше, в минуты моей радости, я мог бы прозвучать слишком самодовольным для Пана, но сейчас мой голос прозвучал спокойно и отстранённо, – осталось собрать совсем немного, однако я израсходовал практически все резервы.

– Короче, решение буду принимать позже, не в пятницу, как планировалось, а в субботу, или, возможно, уже в понедельник. Думаю, мы сможем договориться – я же не зверь! Терпите.

– Терплю.

– Как мне жить? – отчаянно спросил Дмитрий, когда я вновь подошёл к нему, – У меня дома заряженный пистолет в шкафу лежит. Я его должен либо выкинуть, либо… Как он не понимает?

Я молча покачал головой. Расплатившись, Дмитрий ушёл, безадресно задавая один и тот же вопрос: «Как мне жить?».

Слишком многие в последнее время стали им задаваться. Сергей был прав – ответа нам не дадут, но вот нервы потрепать – это пожалуйста.

Как хорошо, что есть те, кто может просто жить человеческой жизнью, при этом не впадая в меланхолию – скорее, даже наоборот, разгоняя её тяжёлой музыкой и хорошей выпивкой. Как вы поняли, у меня есть вполне конкретный пример таких счастливчиков.

Пятница.

ПАНК ЛЁХА

Лёха был старым панком. Точнее, он не был старым – ему было всего около пятидесяти, а в этом возрасте человек вовсю наслаждается плодами сделанного им ранее: скажите человеку, который прожил полвека,