– Этот хлам работает?

– Что?.. – Он тут же понял, о чем она, и ощутил новуювспышку вины. Она знала о текст-процессоре, конечно же, знала. То, что онВЫЧЕРКНУЛ Сета, никак не повлияло на Роджера и судьбу его семьи. – Э-э... Нет.Не работает.

Она удовлетворенно кивнула.

– Этот твой племянник... Вечно голова в облаках. Весь втебя, Ричард. Если бы ты не был таким тихоней, я бы, может быть, подумала, чтоэто твоя работа пятнадцатилетней давности. – Она рассмеялась неожиданно громко– типичный смех стареющей циничной опошлившейся бабы, – и он едва сдержался,чтобы не ударить ее. Затем на его губах возникла улыбка, тонкая и такая жебелая и холодная, как морозильник, появившийся в этом мире вместо Сета.

– Я недолго, – повторил он. – Нужно кое-что записать.

– Почему бы тебе не написать рассказ, за который дадутНобелевскую премию или еще что-нибудь в этом роде? – безразлично спросила она.Доски пола скрипели и прогибались под ней, когда она, колыхаясь, шла клестнице. – Мы все еще должны за мои очки для чтения. И кроме того, просроченплатеж за «Бетамакс» [марка видеомагнитофона]. Когда ты, наконец, сделаешь хотьнемного денег, черт побери?

– Я не знаю, Лина, – сказал Ричард. – Но сегодня у меня естьхорошая идея. Действительно хорошая.

Лина обернулась и посмотрела на него, собираясь сказатьчто-то саркастическое, что-нибудь вроде того, что хотя ни от одной его хорошейидеи еще никогда не было толка, она, мол, до сих пор его не бросила. Несказала. Может быть, что-то в улыбке Ричарда остановило ее, и она молча пошланаверх. Ричард остался стоять, прислушиваясь к ее тяжелым шагам. По лбу катилсяпот. Он чувствовал одновременно и слабость, и какое-то возбуждение.

Потом Ричард повернулся и, выйдя из дома, двинулся к своемукабинету.

На этот раз процессор, как только он включил его, не сталгудеть или реветь, а хрипло прерывисто завыл. И почти сразу из корпусадисплейного блока запахло горящей обмоткой трансформатора, а когда он нажалклавишу «EXECUTE», убирая с экрана поздравление, блок задымился.

«Времени осталось мало, – пронеслось у него в голове. –Нет... Времени просто не осталось. Джон знал это, и теперь я тоже знаю».

Нужно было что-то выбирать: либо вернуть Сета, нажав клавишу«ВСТАВИТЬ» (он не сомневался, что это можно сделать с такой же легкостью, какон сделал золотые монеты), либо завершить начатое.

Запах становился все сильнее, все тревожнее. Еще немного, изагорится мигающее слово «ПЕРЕГРУЗКА».

Он напечатал:

МОЯ ЖЕНА АДЕЛИНА МЕЙБЛ УОРРЕН ХАГСТРОМ.

Нажал клавишу «ВЫЧЕРКНУТЬ».

Напечатал:

У МЕНЯ НИКОГО НЕТ

И в верхнем правом углу экрана замигали слова:

ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА

«Я прошу тебя. Пожалуйста, дай мне закончить. Пожалуйста,пожалуйста...»

Дым, вьющийся из решетки видеоблока, стал совсем густым исерым. Ричард взглянул на ревущий процессор и увидел, что оттуда тоже валитдым, а за дымовой пеленой, где-то внутри, разгорается зловещее красное пятнышко

Огня.

«Волшебный шар», скажи, я буду здоров, богат и умен? Или ябуду жить один и, может быть, покончу с собой от тоски? Есть ли у меня ещевремя?"

«Сейчас не знаю, задай этот вопрос позже».

Но «позже» уже не будет.

Ричард нажал «ВСТАВИТЬ», и весь экран, за исключениемлихорадочно, отрывисто мелькающего теперь слова «ПЕРЕГРУЗКА», погас.

Он продолжал печатать:

КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.

«Пожалуйста. Я прошу».

Он нажал «EXECUTE», и экран снова погас.

Казалось, целую вечность на экране светилось только слово«ПЕРЕГРУЗКА», мигавшее теперь так часто, что почти не пропадало, словнокомпьютер зациклился на одной этой команде. Внутри процессора что-то щелкало ишкворчало. Ричард застонал, но в этот момент из темноты экрана таинственновыплыли зеленые буквы:

У МЕНЯ НИКОГО НЕТ КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНАДЖОНАТАНА.

Ричард нажал «EXECUTE» дважды.

"Теперь, – подумал он, – я напечатаю:

«ВСЕ НЕПОЛАДКИ В ЭТОМ ТЕКСТ-ПРОЦЕССОРЕ БЫЛИ УСТРАНЕНЫ ЕЩЕ ДОТОГО, КАК МИСТЕР НОРДХОФ ПРИВЕЗ ЕГО СЮДА». Или: «У МЕНЯ ЕСТЬ ИДЕИ ПО КРАЙНЕЙМЕРЕ НА ДВА ДЕСЯТКА БЕСТСЕЛЛЕРОВ». Или: «МОЯ СЕМЬЯ ВСЕГДА БУДЕТ ЖИТЬСЧАСТЛИВО». Или..."

Он ничего не напечатал. Пальцы его беспомощно повисли надклавиатурой, когда он почувствовал, в буквальном смысле почувствовал, как всеего мыли застыли неподвижно, словно словно автомашины, затертые в самом худшемза всю историю существования двигателей внутреннего сгорания манхэттенскомавтомобильном заторе.

Неожиданно экран заполнился словами:

ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА –ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА –ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗ...

Что-то громко щелкнуло, и процессор взорвался. Из блокаметнулось и тут же опало пламя. Ричард откинулся на стуле, закрыв лицо рукамина случай, если взорвался дисплей, но экран просто погас.

Ричард продолжал сидеть, глядя в темную пустоту экрана.

«Сейчас не уверен, задай этот вопрос позже».

– Папа?

Он повернулся на стуле. Сердце его стучало так сильно, что,казалось, вот-вот вырвется из груди.

На пороге кабинета стоял Джон. Джон Хагстром. Лицо егоосталось почти таким же, хотя какое-то чуть заметное отличие все же было. Можетбыть, подумал Ричард, разница в отцовстве. А может, в глазах Джона просто нетэтого настороженного выражения, усиливаемого очками с толстыми стеклами.(Ричард заметил, что вместо уродливых очков в штампованной пластиковой оправе,которые Роджер всегда покупал ему, потому что они стоили на 15 долларовдешевле, Джон носил теперь другие – с изящными тонкими дужками.)

А может быть, дело еще проще: он перестал выглядетьобреченно.

– Джон? – хрипло спросил он, успев подумать: неужели емунужно было что-то еще? Было? Глупо, но он хотел тогда чего-то еще. Видимо,людям всегда что-то нужно. – Джон? Это ты?

– А кто же еще? – Сын мотнул головой в сторонутекст-процессора. – Тебя не поранило, когда эта штука отправилась в свойкомпьютерный рай, нет?