– Соревнуясь с ребятами гораздо старше его, причем некоторыеиз них уже закончили школу, – добавил Нордхоф. – Так по крайней мере говорилаего мать.

– Так оно и было. Мы все очень гордились им. – Здесь Ричарднемного покривил душой: гордился он, гордилась мать Джона, но отцу Джона былоабсолютно на все наплевать. – Однако проекты для технической выставки исамодельный гибрид текст-процессора... – Он пожал плечами.

Нордхоф поставил свою бутылку на стол и сказал:

– В пятидесятых годах один парнишка из двух консервных банокиз-под супа и электрического барахла, стоившего не больше пяти долларов,смастерил атомный ускоритель. Мне об этом Джон рассказывал. И еще он говорил,что в каком-то захудалом городишке в Нью-Мексико один парень открыл тахионы –отрицательные частицы, которые, предположительно, движутся по времени вобратном направлении, – еще в 1954 году. А в Уотербери, что в Коннектикуте,одиннадцатилетний мальчишка сделал бомбу из целлулоида, который он соскреб сколоды игральных карт, и взорвал пустую собачью будку. Детишки, особенно те,которые посообразительней, иногда такое могут выкинуть, что только дивудаешься.

– Может быть. Может быть.

– В любом случае это был прекрасный мальчуган.

– Вы ведь любили его немного, да?

– Мистер Хагстром, – сказал Нордхоф. – Я очень его любил. Онбыл по-настоящему хорошим ребенком.

И Ричард задумался о том, как это странно, что его брата(страшная дрянь, начиная с шести лет) судьба наградила такой хорошей женой иотличным умным сыном. Он же, который всегда старался быть мягким и порядочным(что значит «порядочный» в нашем сумасшедшем мире?), женился на Лине,превратившейся в молчаливую неопрятную бабу, и получил от нее Сета. Глядя вчестное усталое лицо Нордхофа, он поймал себя на том, что пытается понять,почему так получилось и какова здесь доля его вины, в какой степени случившееся– результат его собственного бессилия перед судьбой?

– Да, – сказал Ричард. – Хорошим.

– Меня не удивит, если эта штука заработает, – сказалНордхоф. – Совсем не удивит.

Когда Нордхоф ушел, Ричард Хагстром воткнул вилку в розеткуи включил текст-процессор. Послышалось гудение, и он подумал, что сейчас наэкране появятся буквы IBM. Буквы не появились. Вместо них, словно голос измогилы, выплыли из темноты экрана призрачные зеленые слова:

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДЯДЯ РИЧАРД! ДЖОН.

– Боже, – прошептал Ричард, как подкошенный опустившись настул.

Его брат, жена брата и их сын две недели назад возвращалисьиз однодневной поездки за город. Машины вел пьяный Роджер. Пил он практическикаждый день, но на этот раз удача ему изменила, и он, не справившись со своимстарым пыльным фургоном, сорвался с почти стофутового обрыва. Машиназагорелась. Джону было четырнадцать лет, нет – пятнадцать. Старик сказал, чтоему исполнилось пятнадцать за два дня до катастрофы. Еще три года – и он быосвободился из-под власти этого неуклюжего глупого медведя. Его день

Рождения... И скоро наступит мой.

Через неделю. Джон приготовил ему в подарок текст-процессор.

От этого Ричарду почему-то стало не по себе, и он даже немог сказать, почему именно. Он протянул было руку, чтобы выключить машину, ноостановился.

"Какой-то парнишка смастерил атомный ускоритель из двухконсервных банок и автомобильного электрооборудования стоимостью в пятьдолларов.

Ну-ну. А еще в нью-йоркской канализации полно крокодилов, иВВС США прячут где-то в Небраске замороженное тело пришельца. Чушь! Хотя, есличестно, то, может быть, я не хочу быть уверенным в этом на сто процентов".

Он встал, обошел машину и заглянул внутрь через прорези назадней крышке дисплейного блока. Все, как Нордхоф и говорил: провода «RadioShack. Made in Taiwan», провода «Western Electric», «westtrecs» и «ElectricSet» [детский конструктор] с маленькой буквой 'R', обведенной кружочком. Потомон заметил еще кое-что, что Нордхоф или не разглядел, или не захотел упоминать:трансформатор «Lionel train» [игрушечная железная дорога], облепленныйпроводами будто невеста Франкенштейна.

– Боже, – сказал он, рассмеявшись, и почувствовал, что насамом деле близок к слезам. – Боже, Джонни, что ты такое создал?

Но ответ он знал сам. Он уже давно мечтал отекст-процессоре, говорил об этом постоянно и, когда саркастические насмешкиЛины стали совсем невыносимы, поделился своей мечтой с Джоном.

– Я мог бы писать быстрее, мигом править и выдавать большематериала, – сказал он Джону однажды прошлым летом, и мальчишка посмотрел нанего своими серьезными голубыми глазами, умными, но из-за увеличивающих стеколочков всегда настороженными и внимательными. – Это было бы замечательно...Просто замечательно.

– А почему ты тогда не возьмешь себе такой процессор, дядяРич?

– Видишь ли, их, так сказать, не раздают даром, – улыбнулсяРичард. – Самая простая модель «Radio Shack» стоит около трех тысяч. Есть и ещедороже. До восемнадцати тысяч долларов.

– Может быть, я сам сделаю тебе текст-процессор, – заявилДжон.

– Может быть, – сказал тогда Ричард, похлопав его по спине,и до звонка Нордхофа он больше об этом разговоре не вспоминал.

Провода от детского электроконструктора.

Трансформатор «Lionel train».

Боже!

Он вернулся к экрану дисплея, собравшись выключить текст-процессор,словно попытка написать что-нибудь в случае неудачи могла как-то очернитьсерьезность замысла его хрупкого обреченного на смерть племянника.

Вместо этого Ричард нажал на клавиатуре клавишу «EXECUTE», ипо спине у него пробежали маленькие холодные мурашки. «EXECUTE» [казнить, атакже исполнить, выполнить] – если подумать, странное слово. н не отождествлялего с писанием, слово ассоциировалось скорее с газовыми камерами, электрическимстулом и, может быть, пыльными старыми фургонами, слетающими с дороги впропасть.

«EXECUTE».

Процессорный блок гудел громче, чем любой из тех, что емудоводилось слышать, когда он приценивался к текст-процессорам в магазинах.Пожалуй, он даже ревел. «Что там в блоке памяти, Джон? – подумал Ричард. –Диванные пружины? Трансформаторы от детской железной дороги? Консервные банкииз-под супа?» Снова вспомнились глаза Джона, его спокойное, с тонкими чертамилицо. Наверно, это неправильно, может быть, даже ненормально – так ревноватьчужого сына к его отцу.

«Но он должен был быть моим. Я всегда знал это, и, думаю, онтоже знал». Белинда, жена Роджера... Белинда, которая слишком часто носилатемные очки в облачные дни. Большие очки, потому что синяки под глазами имелиотвратительное свойство расплываться. Но бывая у них, он иногда смотрел на нее,тихий и внимательный, подавленный громким хохотом Роджера, и думал почти то жесамое: «Она должна была быть моей».