Гэриш сидел на кровати, сжимая ствол в руках, на лбу еговыступила испарина. Со своего сиденья Мыслитель понимающе глядел на него. Гэришвстал, медленно пересек комнату и резким движением смахнул со стола фигурку.Она разлетелась на мелкие поблескивающие осколки, и тут же раздался стук вдверь. Гэриш сунул пистолет под кровать: – Войдите!

Это был Бейли в своих вечных подштанниках. Вокруг пупка – –черная свалявшаяся шерсть. У Бейли не было будущего. Он должен жениться натупой квочке и наплодить кучу тупых детей. Затем умереть – от рака или,например, от почечной недостаточности. – Как твой экзамен, Корт?

– Все нормально.

– А у меня завтра. Нельзя ли забрать твои записи?

– Утром я сжег их с прочим хламом.

– А-а-а... ну, жаль... О, Боже! Это Пигги сделал?,онуставился на останки Мыслителя.

– Понятия не имею.

– Но зачем? Зачем ему это было нужно?! Мне нравилась эташтуковина. Я хотел ее купить у Пигги, и вот пожалуйста...

У Бейли были мелкие и резкие, как у крысы, черты лица.

Потертые неопределенного цвета подштанники сидели косо.Гэриш отчетливо видел, как он умирает от холецестита. С кислородной подушкой. Ижелтым лицом. «Я помогу тебе», – подумал Гэриш.

– Слушай, а если я этих баб стащу, Пигги не слишкомобидится?

– Думаю, не слишком.

– О'кей.

Бейли прошел через комнату, шлепая по полу босыми ногами,осторожно обходя керамические осколки, и отколол фотографии.

– А твой плакат с Богартом тоже неплох. Хоть он и без сисек,но кое-что висит другое, ха!

Бейли посмотрел на Корта, ожидая, что тот улыбнется. Когдаэтого не произошло, он спросил:

– Надеюсь, ты не собираешься выбрасывать эту картинку?

– Нет. Я собираюсь всего лишь принять душ.

– О'кей. Ну, хорошо тебе провести лето, если больше неувидимся.

– Спасибо.

Бейли повернулся, продемонстрировав отвисшую задницу своихподштанников, и пошел к выходу. В дверях он остановился:

– Так у тебя еще одна четверка. Корт?

– Ну да.

– Молодец. Увидимся в следующем году, пока? Он вышел изакрыл дверь. Гэриш посидел немного, затем вытащил пистолет, разобрал его ипочистил. Он поднес дуло к глазу и долго смотрел на маленький кружок света.Ствол был чист. Он собрал оружие.

В третьем ящике бюро лежали три тяжелые коробки с амуницией.Гэриш открыл окно, подошел к двери, запер ее на ключ, вернулся к окну ивыглянул во двор.

Яркая, поросшая зеленой травой площадка была полна гуляющихстудентов. Квин со своим другом-дебилом все еще гоняли мяч. Они сновалитуда-сюда, как ошпаренные кипятком тараканы. – Давай я тебе кое-что расскажу,Богти, – сказал Гэриш, – Господь обозлился на Каина, потому что тому казалось,что Бог – вегетарианец. Его брат был осведомленнее. Бог сляпал мир по образу иподобию своему, и если не ты жрешь мир, то мир жрет тебя. И тогда Каин спросилсвоего брата: «Почему ты не сказал мне?» А брат ответил: «Почему ты не слушал?»Каин сказал: «0'кей, теперь-то я услышал». Он убил брата своего и сказал: «Эй,Господи! Ты хочешь мяса? Тебе жаркого, или ребрышек, или бифштекс из Авеля, иличего?» И Бог смазал ему пятки салом и выгнал из Эдема. Вот так... И что ты поэтому поводу думаешь? Богти молчал. Гэриш поудобнее устроился у окна, опершисьлоктями о подоконник, следя за тем, чтобы блеск ствола не был заметен снаружи.Он посмотрел в прицел.

Напротив находились корпуса женского общежития Карлтока,более известные как «сучарня». Гэриш перевел прицел на большой сверкающий«Форд». Рядом с машиной студентка, блондиночка в джинсах и голубой майкетопмило беседовала со своей мамой. Папа, лысеющий краснорожий тип, запихивал сумкив багажник. В дверь постучали. Гэриш подождал. Постучали опять.

– Корт? Я принес тебе кое-что за твой плакат. Открывайдавай! Бейли.

Корт промолчал. Девчонка с мамой над чем-то весело смеялись,не зная, что все они – микробы, инфузории в луже, суетящиеся без смысла итолка... Папа присоединился к ним, и они стояли, смеясь, под яркимсолнцемсемейный портрет на перекрестье прицела.

– А, ну тебя к драной матери, – ругнулся Бейли. Босые ногизашлепали по холлу.

Гэриш нажал курок. Магнум толкнул его в плечо. Хорошийкрепкий толчок, говорящий о том, что оружие расположено верно. Шевелюраблондиночки отлетела вместе с половиной головы.

Мама продолжала по инерции улыбаться еще мгновение, затем,зажав ладонью рот, пронзительно закричала. Гэриш выстрелил.

Ладонь и голова исчезли в кровавом месиве. Отец семейства,бросив сумки, обратился в бегство. Корт поймал его на прицел и выстрелил вспину.

Опустив пистолет, Гэриш смотрел в окно. Квин, сжимая в рукахмяч, таращился на девчонкины мозги, размазанные по надписи «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА»на асфальте. Он не шевелился. И все вокруг стояли не двигаясь, словно вдругокаменели. Кто-то настойчиво постучал, затем дернул дверную ручку.

– Корт? С тобой все в порядке, Корт? Мне кажется, кто-то...

– Ешь и пей досыта, Боже милостивый! Ешь!,воскликнул Гэриш ивыстрелил. Он промахнулся, и Квин бросился бежать. Не беда: вторым выстреломГэриш сразил его, и тело пролетело еще пару метров, прежде чем упасть.

– Корт Гэриш застрелился! – заорал Бейли. – Роллинс!Роллинс, быстрей сюда!

Ноги зашлепали по холлу. Теперь все бросились бежать. Гэришслышал их крики. Слышал топот ног по ступеням. Он взглянул на Богарта. Богтисжимал, свои пистолеты, глядя в пустоту сквозь Корта. На полу поблескивало то,что прежде было Мыслителем. Интересно, чем сейчас занимается Пигги? Спит,смотрит телевизор или ест обильный вкусный ужин. Жри весь этот мир, Пигги. Тыпроглотишь его, не поморщившись.

– Гэриш!, – это Роллинс барабанил в дверь, – Гэриш, открой!

– Там закрыто, – кричал Бейли, – он был не в себе, онзастрелился, я точно знаю!

Гэриш выставил ствол в окно. Парнишка в полосатой майке,спрятавшись за кустом, напряженно вглядывался в окна общежития. Было заметно,что он хочет бежать, но ноги не слушаются... «Жри, Господи!», – пробормоталГэриш и нажал курок.

В 1927 году мы играли в одном из торгующих спиртнымиресторанчиков Моргана в Иллинойс, оттуда до Чикаго миль семьдесят. Глухаяпровинция, миль на двадцать в округе не сыщешь другого порядочного города. Но издесь хватало фермеров, которым после жаркого денька в поле страсть какхотелось что-нибудь покрепче «Мокси» и девочек, которые любили попрыгать подджаз со своими липовыми ковбоями. Попадались и женатые (уж их-то всегдаотличишь; могли бы и не снимать колец) – они удирали подальше от дома, туда,где их никто не знает, чтобы покрутить со своими не вполне законными лапочками.