Сэм ничуть не помогает, и вскоре Рина перестаёт пытаться. Страфиль, которую Ийр именует Эри, равнодушно поджидает их на каком-нибудь дереве, после чего молча перелетает далеко вперёд, обычно скрываясь из виду.

Тонкая паутинка между ветвей.

Бледные колокольцы мелких лесных цветов у сосновых корней, жёлтая сурепка на прогалине.

Голоса дневных птах, смолкающие вблизи Эри.

Оранжевая шапочка Ййра впереди.

Путь под ногами уже не слишком напоминает нахоженную тропку, когда Сэм замечает, что из них троих рюкзак имеется только у Рины.

– Не тяжело? Давай я понесу.

Заплечная ноша совсем и не тяжёлая, даже успокаивающе уютная, но это так мило, что Сэм предложил. Ему нравится быть сильным.

– Спасибо, – говорит Рина. Отпускает лямки на пядь длиннее, чтобы Сэму было удобнее.

На этот раз Эри пропускает их вперёд. Под когтистой лапой через ясеневую ветвь переброшен убитый кролик, и лицо Эри сейчас не выглядит равнодушным: страфиль довольна и очаровательно улыбается, посматривая на идущих. У Рины нет желания оборачиваться и наблюдать, как их провожатая будет кушать. Сэм, ухватившийся было за фотокамеру, тоже быстро теряет интерес.

* * *

Людята идут не так уж плохо. Пусть Ийру от этого не слишком удобно, да и шаг свой приходится всё же сдерживать – чем скорей остров с его крылатыми обитателями попривыкнет к Ришке и Кнаберу, тем безопасней.

Умная Ришка собрала в дорогу торбу; небось ерунды не положила. Шажок у неё, слышно, опрятный, хотя верней всего девчура приспособлена к городскому гулянию. Торбочку с некоторых пор перенял бугайчик. Тот шагает свирепо и не жалуется. То есть оба-двои они не жалуются, но у Кнабера это обалдеть как громко получается.

– Земля честно тебя несёт, человек, – бросает Ййр через плечо. – Чего ж ты её так лупишь. Острову хоть бы хны, а сам назавтра и ног не поволочёшь. Пожалелся бы. Шёл бы мягче.

Бугайчик в ответ что-то фыркает, а девчура деловым голосом спрашивает, далеко ли ещё осталось.

– Да не, так-то маленько, – отвечает орк. – Только идти потруднее теперь будет.

Море скрывается из виду, и под ногами уже не высмотреть хотя бы плохонькой тропы.

* * *

Когда кажется, что сумрачному пути уже не будет конца, Ййр останавливается у черешчатого дуба. Даже среди этого старого леса неохватное тёмное древо кажется стоящим наособицу, будто крепость. Молодой поросли, должно быть, не хватает света, чтобы вырасти под огромной кроной. Земля же у самых корней упрятана ворохом дряхлой, побуревшей листвы – хм, не только дубовой – и сухой травой, выпачканной и пованивающей аммиаком.

Эри, благополучно покончившая с кроликом, поджидает на одном из нижних сучьев, подальше от ствола. Орк оглядывается по сторонам, приподняв надбровья.

– Ю! – зовёт подсобщик, вскинув голову.

Откуда-то из непроглядной кроны долетает скрипучий ответ.

Сердце Рины больно сжимается.

«Старикан Ю перестал летать». «Ничего без меня не может сделать. Даже это». Наверное, Рина с самого начала знает, что здесь должно произойти, знает и понимает, но от этого понимания не легче. Ни черта не легче.

– Нам что, придётся лезть? – тихо спрашивает Сэм.

– Не, вам не придётся.

Ййр снимает подвязанную к поясу куртку из грубой фальшивой кожи, вроде кирзы. Не продевая в рукава, обматывает себе плечи и загривок, привычно, словно сто раз уже приходилось так делать. И снова переговаривается о чём-то с невидимым Ю.

* * *

– Я ждал, что сегодня тут на всякой ветке будет сидеть по твоему отродышу, Ю.

– Всех прогнал. Не нужно.

– Эри здесь.

– Эри прогоню.

– Они тебя любят, старый ты засранец.

– Дурачьё… с весны таскали мне мяса… у самих чада растут, а таскали мне. Я давно должен был умереть.

– Так не ел бы.

– Я тоже дурачьё!

– Тут пара людят со мной. Пришли поклониться великому Восходящему Ветру на излёте его гордых дней.

– Пошли они в жопу. Я не звал.

– Тут светописец, Ю. Глумной чутка, но среди людей из лучших.

– Я выгляжу как чумная падаль.

– И знаешь кто ещё? Кость-от-кости нашего Ибрагима. Не хочешь посмотреть вблизи? Могу отослать людят обратно, если Эри проводит.

* * *

После певучего, скрежещущего диалога тёмная страфиль скучающе добавляет звучную ноту, а из высоких ветвей раздаётся надтреснутый смех.

Ийр разувается, снимает обмотки. Перешагивает изгаженную травяную рухлядь у корней, покрепче натягивает шапочку – и взбирается по стволу наверх, не хуже куницы.

Рина, осторожно подойдя ближе, едва может рассмотреть там, наверху, нечто вроде непомерного плетёного короба из плотно подогнанных веток и травяных жгутов. Сооружение больше похоже на хижину чем на гнездо.

Не по многому времени Ййр лезет обратно вниз, на этот раз куда медленнее. На его плечах, крепко вцепившись в фальшивую курточную кожу и опасно раскачиваясь, сидит сам старикан Ю – облезлый, страшный, оперение его кажется тусклым и грязноватым.

Эри заливается мелодичным хохотком, переступает по своей ветви ещё чуть дальше от ствола. Даже Сэм издаёт какой-то сдавленный смешок. Потому что зрелище выходит жуткое, но и забавное тоже. Особенно при том, что орк и старый крылатый, судя по сварливому тону, продолжают переругиваться.

* * *

– Потише, ты, обоих свалишь.

– Аххаха, напугал, Земля.

– И чего тебе было самому не сигануть отсюда с верхотуры башкой вниз? Глядишь, свернул бы шею, никому бы не маяться. Так и так об землю убиться, какая тебе разница…

– Глупо. Глупо. Никто так не делает.

– А то я посмотрю все подряд орчар кличут, когда дышать надоело?!

– Не тебя ли давно называют – Чистая Смерть?

– Заткни уже верещальник, Ю.

– Только спрошу: из кого сделана эта дурацкая хватайка у тебя на спине?

– Из кого бы ни сделана, сам не пойму, но этот зверь долго чесоткой хворал перед смертью.

– Оно и видно.

* * *

Наконец они благополучно спускаются.

Чуть отойдя от дуба, Ййр присаживается на корточки; одряхлевший страфиль разжимает когти и не столько спрыгивает, сколько валится на пышный почти сухой мох, тяжело переводя дыхание. Ййр не спешит подняться в рост – только разворачивается к Ю лицом. Рине кажется невежливым стоять и смотреть на старика с высоты своего, пусть даже небольшого, роста. К тому же было бы славно дать отдых ногам. Поэтому она тоже садится – на расстоянии вытянутой руки. Дёргает за штанину Сэма, и тот, вздрогнув, опускается рядом.

Лицо страфиля древнее и худое, иссохшая кожа кажется чешуйчатой, но опаловые глаза горят неукротимо, будто у молодого. Пристально оглядев Рину, скользнув взглядом по Сэму, Ю поудобнее подбирает под себя ноги и принимается охорашивать облезлые перья. Он