что-то мурлычет негромко, покосившись на Ййра, и у Рины ёкает сердце, потому что в этих звуках она почти точно узнаёт дедушкино имя.

– Говорит, узнаёт Ибрагимовы косточки, даром что ты нос не дорастила как следует, – переводит Ййр. – А тебе, Кнабер, пеняет, но больше в шутку. Лет двадцать назад Ю уже щёлкали. Говорит, машинка у тебя глупая и какая-то не такая, не как тогда была. Велит снаряжать твою пыхалку, а я пока эту чуму хоть на лапы подыму.

Почему-то у Рины под горлом встаёт комок.

От Ю пахнет дряхлостью и аммиаком.

Ю слегка пошатывается, впившись когтями в мох, как будто сама лесная земля норовит его скинуть, но голова его вскинута гордо. Сэму ради наиболее впечатляющего ракурса приходится едва ли не ползать на животе, а старый страфиль расправляет широкие крылья. Уже бессильные нести его по воздуху, крылья всё ещё прекрасны, как и опаловые, живые очи Ю.

Нужно что-то сказать, но какие человеческие слова могут быть здесь уместны? Рине не хватает духу убедить себя, что она ошиблась, что старый Ю вовсе не собрался прямо теперь умереть.

Но тут Ю смотрит на орка долгим взглядом, и тот, вздохнув, спокойно произносит фразу, очень похожую на обычное рассветное приветствие – сегодня я тебя не убиваю – и такую болезненно неполную.

Осторожно дыша, чтобы не всхлипнуть, Рина выговаривает, обращаясь к Ю:

– Мой дедушка Ибрагим помнил ваш… твоё имя, Ю. Дедушка верил, что оно означает «Ветер».

Ййр улыбается, пересказывает старику её слова, и тот, подтянув крылья к телу, ласково посмеивается. И вдруг, вытянув шею, целует в лоб замершую Рину – чёрными, сухими губами.

– Восходящий ветер, – говорит Ййр. – Я тогда сам почти не разбирал. Ибрагиму сказал, да с промашкой.

Ишь ты, девчуру-то аж трясёт. Светописцу Кнаберу то ли до фонаря, что старикан Ю, которого он только что нащёлкал, наладился помирать, то ли попросту человек не смекнул о происходящем.

* * *

– Отличный день ты выбрал, Ю.

Старикан поглядывает гордо.

– Прям здесь или на дому?

Ю задумывается.

– А то давай на ближнюю кручу отнесу. Из того студёного ключа напьёшься…

– Отнеси. Но живьём не бросай. Не люблю живьём падать. Люди твои с нами потащатся?

– Нет, зачем. Я скажу, пусть тут подождут.

– Чего им ждать? Холостёжи всегда ждать поперёк нутра. Эри их проведёт до твоей тропки, дальше сами не заблудятся.

* * *

Рина переставляет усталые ноги.

Неуютно шагать сквозь лес, не видя впереди привычной оранжевой шапочки. А перед глазами так и стоит Ю. И слетевшая на землю Эри, протяжно и жалобно что-то ему мяукающая. И как старый страфиль тоже целует Эри в лоб, а она кладёт красивую голову ему на плечо.

И как Ййр поднимает страфиля на руки, охапкой, чтобы отнести его туда… туда, где всё кончится – а на древнем лице великого Восходящего Ветра при этом такое счастливое выражение, точь-в-точь как у ребёнка, которому пообещали ярмарку с аттракционами и целую гору сластей.

Ййр велел дожидаться его на тропе, откуда хорошо виден залив.

Сэм вроде не возражал, но теперь начал злиться.

Он как будто не очень понимает, куда и зачем отправились Ййр со старым Ю, а Рина просто не может ему сказать. Сказать было бы правильно, но ей это не под силу.

И хотя ноги у Сэма наверняка гудят вдвое сильнее, чем у неё, а может, даже и сбились уже в кровь из-за слишком новых его ботинок, останавливаться и ждать Ййра он не хочет. Сэм хочет поскорее вернуться на станцию, и это понятно. Рина точно не сумеет напрямую его переубедить, только ещё хуже обидит. А что, если попробовать иначе?

Проглотив так и не выплаканные слёзы, Рина устало улыбается.

– Сэм, давай немножко отдохнём, когда выйдем на тропку. Пожалуйста. Давай перекусим. Я взяла овсяное печенье и свиную тушёнку, и у нас ещё почти целая бутылка воды.

Взгляд Сэма немного смягчается. Рина не сомневается – он уступит, и тогда она постарается грызть эти печенья так долго, покуда их не нагонит Ййр. И всё-таки Сэм находит нужным немного поворчать:

– Свиная тушёнка?! Рина, ну о чём ты думала! Её же невозможно есть, если не разогреть.

– А я и спички взяла, – отвечает Рина. – Разогреем на костерке, ты же умеешь…

Должно быть, мысль о разогретой тушёнке, пусть даже свиной, вполне убеждает Сэма.

– Ты всё-таки умница, – признаёт он. – Я всегда это говорил.

Меж древесных стволов уже можно различить живое сияние моря.

Эри ожидает их на том самом ясене, где обедала кроликом по пути сюда. Она снова кажется бесстрастной, и только в лиловом взоре чудится Рине задумчивость и печаль.

– Эри, спасибо, – говорит Рина.

Тёмная страфиль недолго всматривается ей в глаза, и потом безмолвно улетает прочь вдоль высокого берега.

Глава 13

Недалеко от тропы удалось разыскать подходящее для костра место и немного мелкого сухого хвороста на растопку. А вот с пригодными палками покрупней дело идёт трудно. Сэм приволок несколько толстых мёртвых ветвей, но они чересчур длинные, и лишь одна оказалась в достаточной степени сухой, чтобы разломать на части.

Рине было бы даже немного стыдно перед Сэмом, но он увлечён и, кажется, рад возможности себя проявить. Сказал сидеть и отдыхать, пока он разыщет чуть подальше в лесу что-нибудь подходящее для костра – голос весёлый, деловитый.

Рина, усевшись на рюкзак, раскладывает свой маленький дорожный припас: коробок спичек, воду в бутылке, печенья и жестянку с тушёной свининой.

Так забавно: ум её сейчас словно разделён на две неравные части. Одна часть, спокойная и деятельная, живо задаётся вопросом, чем же Сэм будет есть тушёнку – об этом при поспешных сборах Рина совсем не подумала. Может, подцеплять печеньем? Или лучше каким-нибудь гладким кусочком коры? Спокойная часть ума, впрочем, очень быстро находит вполне изящное решение и уже прикидывает, как поудобнее согнуть тонкую консервную крышку, чтобы вышло подобие ложки. Даже если у самой Рины не слишком хорошо получится, так ведь у Сэма более сильные пальцы. Нужно будет просто объяснить ему свою задумку, вот и всё.

Ну а вторая часть в это время переполнена печалью и жалостью к старому Ю. Рина вспоминает драгоценные фотографии страфилей, которые хранил дедушка Ибрагим – ещё чёрно-белые, или сепия в тёплых приглушённо-коричневых тонах. Рина тысячу раз их рассматривала. И конечно, между прочих крылатых там был Ю. Совсем молодой, с таким недоверчивым взглядом на умном лице.

Ведь это он, Ю, спас