Никаких ценностей там не имелось, подсобка порой служилачем-то вроде гостиничного номера для приезжих деловых партнеров (так оно былопроще и надежнее), а потому представляла собой довольно прилично меблированнуюкомнатку. Сейчас там на обширном, не особенно и старом диване в позе кейфующеготурка возлежал Гонзиц и задумчиво дымил трубочкой, философски глядя наполупустую бутылку коньяка. Оказавшись в комфорте и уюте, Подземный Умный Кротрешил отсрочить возвращение с поля еще на денек-другой, против чего Смолинничего не имел – свой был человечек, полезный, спьяну помещение не подпалит иникаких других безобразий не допустит – немецкая кровь сказывается, знаете ли…

Гонзиц задумчиво дымил, Смолин задумчиво взирал. Врубивмеханизм нехитрой дедукции, он отметил второй стакан, россыпь конфетныхфантиков (при том, что Крот, подобно Распутину, сладкого терпеть не мог), аглавное – все еще витавший в воздухе аромат не самых гламурных духов.

– Блядей заказывал, Камрад? – с пониманиемситуации поинтересовался Смолин.

– Одну, – спокойно ответствовал Гонзиц. – Ты небери в голову, все культурно, мне Валька дал телефончик… Есть у нас вполнепристойное заведеньице, со студенточками престижных вузов, которые тихонечко играмотно себе к выпускному стартовый капиталец сколачивают.

– «Инесса», что ли? – пожал плечами Смолин. –Тоже мне, роковая тайна… Ты когда-нибудь, майн либер, со своей студенткойстолкнешься…

– А было разок, – преспокойно сказалархеолог. – Ну и что? Дело вполне житейское…

– Ну ладно, я-то – одинокий волк, мне судьбойположено, – сказал Смолин, ухмыляясь. – Но у тебя-то Инка – королевакрасоты, золотая баба…

Гонзиц наставительно поднял палец:

– Зато я триумфально вернусь с поля к любимой женщине,будучи малость пристыжен загулом со шлюхами – а значит, особенную нежность будук супруге испытывать, подарками осыпать, ласками одаривать…

– Особенную нежность… – проворчал Смолин. –Слушай, ты ничего такого не слышал насчет кутевановского броневика?

– Это ты про последние новости?

– Ну, я не знаю… А какие?

– Я вчера говорил с Лизочкой Новицкой, из комитета по культуре…Понимаешь ли, Вася, нету там, на дне, никакого броневика. Власти собрались ктрехсотвосьмидесятилетию города его вытащить, подновить и влепить куда-нибудьна пьедестальчик – ну, как-никак историческая ж машина… Заодно и Кутеванова снапарником похоронить можно будет честь по чести…

– Подожди, – сказал Смолин. – Кости ж давнорастворились в воде.

– В морской растворились бы точно, а в речной – вобщем, наоборот. Все зависит от кислотности, а она в Шантаре не особенно иизничтожающая. И потом, скелеты ж не на дне лежат, а в броневике. Значит, и«речной абразив» их не точил нисколечко – песок, течение и все такое… И рыбки,очень может быть, не добрались. Короче, по любому должны остаться крупныетрубчатые кости и непременно – черепа… Только ничего у них не получилось. Нетутам броневика. Ни хрена. Мэр у нас мужик хозяйственный, нагнали аквалангистов,пускали катера с магнитометрами – все без толку. Обшарили километровый участок– по обе стороны от исторического обрыва, но броневика, сто процентов, на днене имеется… Хотя место то самое, сомнений нет: на обрыве ж до сих порнеподъемный валун громоздится, на котором коммуняки тогда, в двадцатом, звездуи лозунг выдолбили…

– Знаю, кто ж каменюгу не помнит?

– Ну вот… А тем не менее нету на дне броневика. Кайся,это не ты его украдкой вытащил и толкнул кому?

– Заколебаешься вытаскивать… – сказалСмолин. – Слушай, интересно получается… Как же так? Был броневик, любойисторик тебе подтвердит, и в Шантару он навернулся с Кутевановым вместе… Что заерунда?

– А хрен его знает. Я так подозреваю, комиссар сгорячапопутал места. Обрывов в тех местах до черта, многие друг на друга похожи…Выплыл комиссар в расстроенных чувствах – и попутал. Там же тогда еще нестроили и не жили, до города было километров десять, совершенно глухие места…Вот чухонец, вполне вероятно, малость контуженный, пока до Шантарска добиралсяна своих двоих, точное место и запамятовал. Кто бы тогда проверял? Так чторжавеет себе броневичок где-то километpax в нескольких правее или левееисторического валуна… слушай, а может, краснюки все прекрасно и знали? Номестечко это именно из-за живописного валуна и выбрали? Потому что в настоящемместе ничего такого не было? Какая Кутеванову была разница? Зато, говорю,весьма даже живописное историческое место получилось: каменюгу за версту видночто с реки, что с сухопутья. Идут пионеры – салют Мальчишу, плывут пароходы –салют Мальчишу…

– И что теперь?

– А ничего. Бросили. Средств бюджетных им жалко –обшаривать реку на значительном протяжении с привлечением техники иаквалангистов – никто ж стараться бесплатно не хочет… А что это тебя наброневик потянуло?

– Да так, к слову пришлось… – сказал Смолинбезмятежно.

И преспокойно вышел. Из второй подсобки доносились азартные голоса,звяканье железа, постукиванье – там Кот Ученый с Фельдмаршалом разбирались совчерашней добычей. Которая теперь на законнейших основаниях принадлежалаСмолину: попробуйте доказать обратное, если каталогов своей коллекции Кащей несоставлял и светить ее не светил. От деда вся эта благодать В. Я. Смолинудосталась, и никаких гвоздей…

Вернувшись к себе, он раскрыл папку «Важное». Сверху лежалпрямоугольный лист сероватой бумаги, исписанный разборчивым почерком (чернила,конечно, изрядно выцвели, но читается легко). В верхнем правом углуотпечатанная типографским способом здоровенная, чуть ли не в донышко пивнойкружки размером черная печать с императорским орлом и надписью: «Актоваябумага. Пятьдесят рублей». И тут же – типографский штамп: «Для актов, оплачиваемыхсбором высшаго оклада, на сумму не свыше 10.000 рублей, и для актов,оплачиваемых сбором низшаго оклада, на сумму не свыше 100000 рублей». Ах, такэто купчая… Идеальной сохранности, на последней, четвертой страничке – четырезеленых пятирублевых марки гербового сбора. Состояние отличное, вещицанебезынтересная… вот только цена ей, грубо прикидывая – ну максимум баксовтриста, много – четыреста. Не такой уж и раритет, подобных хватает. С чего быэто Кащей ее положил…

К антикварной бумаге был скрепкой присобачен маленькийквадратный листок бумаги вполне современного вида, на котором тем жеразборчивым инженерским почерком Чепурнова было обозначено «Чехова, 28-157». Иномер телефона, судя по всему, не мобильный, а квартирный. Город, чтохарактерно, не обозначен, а улица Чехова где только не отыщется… телефонныйномер, впрочем, определенно шантарский…

Аккуратно отложив листок вместе со скрепочкой, Смолинпринялся читать.

«Выпись из крепостной, Шантарского нотариального архива,книги по городу Шантарску за 1910 год.

Стр. 60–61, № 65.