Тысяча девятьсот десятого года, мая двадцатого дня, явилиськ Николаю Александровичу Ставровскому, шантарскому нотариусу, в контору его,находящуюся по Воскресенской улице, в собственном доме, лично ему известные иимеющие законную правоспособность к совершению актов шантарский мещанин ТаихЭльевич Айзенберг и коллежский асессор Иосиф Алексеевич Бессмертных, живущие вдоме первого, в Новокузнечных рядах, в сопровождении лично ему известныхсвидетелей шантарского купца Ивана Трифоновича Савельева, шантарского мещанинаИвана Петровича Навалихина и нарымского мещанина Александра АлександровичаКолмакова, живущих в городе Шантарске на Новобазарной площади в доме второго собъяснением, что они, Айзенберг и Бессмертных, желают совершить купчую крепостьна следующих условиях…»

Далее на трех страницах с достойной уважения юридическойскрупулезностью излагалась суть дела: мещанин Айзенберг продавал асессоруБессмертных «недвижимое имение», то есть земельный участок, чьи координаты былиобозначены опять-таки предельно скрупулезно. Мещанин Айзенберг некогдаобосновался в Шантарске прочно: на участке (размером примерно в пятьдесят тринынешних сотки) имелись «каменный двухэтажный дом, каменная кузница, двекаменных мастерские, одноэтажный каменный флигель, полукаменный флигель, амбарс подвалом и прочими надворными постройками».

Поднажиться решил мещанин Айзенберг? Нет, тут другое –означенное «имение» состояло в залоге в Ярославско-Костромском земельном банкеаж с тысяча восемьсот девяносто седьмого года, из-за чего на мещанинеАйзенберге висел «капитальный долг в две тысячи восемьсот шестьдесят шестьрублей пятьдесят четыре копейки и льготные платежи семьдесят рублей девяностоодна копейка». Так-так, а сколько ж он должен был получить за «имение»? Ага,пятнадцать тысяч рублей. Ну что ж сделка для мещанина Айзенберга не такая уж,надо полагать, оказалась невыгодная – да и для коллежского асессора отнюдь неубыточная. «Имение» достаточно солидное, земли изрядно, Новокузнечный ряд,Новокузнечный ряд… сейчас не вспомнить точно, что там теперь, на этом месте, новроде бы не городская окраина, это где-то почти в центре… Небезынтересно, ноникаких таких особенных капиталов на исторической бумаге не наживешь. И бумажказачем-то присобачена…

Не особенно долго раздумывая, Смолин покопался в столе,извлек запасной мобильник для особых случаев, быстренько его включил. Трубапредназначалась для звонков, которыми он не хотел себя засвечивать: звякнул,поговорил – и вновь отключил на неделю, а то и две, попробуй найди…

Старательно набрал номер. Один длинный, два, три, четыре…

– Бессмертных слушает, – раздался наконец вялый,какой-то расслабленный мужской голос.

Смолин, особенно не задумываясь, сказал напористо:

– Из газеты «Шантарский курьер» беспокоят, мы тутготовим матерьяльчик… Вы, часом, не родственником приходитесь коллежскомуасессору Иосифу Алексеевичу Бессмертных, обитавшему в Шантарске до революции?

Голос незнакомца стал не только вялым, но и откровеннокапризным:

– Молодой человек, вы другие городские газеты хотьиногда почитываете?

– Случается, – осторожно ответил Смолин.

– А вы бы их читали не от случая к случаю, а постоянно.Ну, право же, сколько можно в сотый раз… Читайте конкурентов, они васдавненько, дорогой, опередили… Всех благ.

И трубку решительно повесили. Интересно девки пляшут,подумал Смолин, отключая хитрую мобилу. Полное впечатление, что вы, сэр, дуракасваляли, мнимый «журналист» столкнулся с чем-то, что обязан был и так знать,заранее – именно так из контекста и следует… Точно, этот тип с вялым голосом неоднофамилец, а определенно «имеет отношение» – что ж, в Шантарске немалопотомков прежних благополучных обывателей, несмотря на все войны, революции ипрочие коловращения жизни. Что отсюда проистекает, логично рассуждая? Да то, чтоКащей намеревался впарить этому вялому исторический документ, связанный сличностью его предка. Других объяснений нет. Если потомок – лох ушастый, аденег у него немерено, и в реальных ценах на антиквариат он разбираетсяхреново, тут и в самом деле можно срубить нехилое лавэ… Учтем-с…

Верный своей привычке доводить все до конца, он залез в шкафи извлек оттуда здоровенный лист бумаги, карту Шантарска девятьсот двенадцатогогода – никакой не раритет, современная копия старой карты, которую, вставив врамочку, обычно толкали туристам все до единого шантарские антикварщики пововсе уж смешной цене. Новокузнечный ряд… ага, вот это где, если сопоставить ссовременным планом города… ну да, не самый центр, но, как-никак, историческаячасть города… в районе речушки Качи… а вот где точно?

Смолин решительно зашел в подсобку и с первого взглядаубедился, что Гонзиц еще в состоянии, позволяющем употребить его в дело.Положил на тумбочку карту:

– Можешь мне совершенно точно определить, где сейчастакое место – первая часть, Новокузнечный ряд, номер шестьдесят шесть?

– Тебе вот прямо счас?

– Ну, не в минуту, однако желательно побыстрее…

– Не вопрос, – сказал Гонзиц, с намеком поглядываяна опустевшую бутылку. – Если неторопливо – мне ж еще за пузырем идти – тоотнимет час, а если с надлежащими условиями труда, то и за четверть часауправлюсь… И современную карту мне б…

Смолин принес толстый автомобильный атлас Шантарска,поставил на тумбочку четверть-литровую фляжечку с коньяком и попросил:

– Только ты уж, Камрад, не срубись…

– Выдюжим, – заверил Гонзиц, пуская клубы дыма надкартой. – Говорю тебе – четверть часа максимум…

Смолин хотел было для надежности и контроля остаться с ним –но увидел в распахнутую дверь, как мигает в его кабинете сигнальная лампочка. Буркнувчто-то, вышел в магазин.

Гоша тут же показал ему взглядом на…

На прелестнейшее, надо сказать, создание женского пола, сослепительной улыбкой повернувшееся к Смолину: белые брючки, красная маечка,голое пузико, как водится, натуральная блондинка, волосы роскошные, чуть не допояса… Годочков двадцати с лишком, а значит, под неприглядную статью УК уже неподпадает…

Очаровательное было создание, так и тянуло руку положить наплоский загорелый животик – а потом одинаково приятственно было бы вести ладоньчто вверх, что вниз…

– Пресса, Василий Яковлевич, – с бесстрастнымвидом доложил Гоша, поглядывая на блондинку отнюдь не вожделеючи (притом чтоимел нормальную гетеросексуальную ориентацию и особенным моральными устоями вэтом плане не был обременен).

Точно так же и Смолин моментально отрешился от прежнихэмоций, вмиг ощутив не то чтобы разочарование или скуку, а откровеннуюнеприязнь. Недолюбливали тут прессу, чего уж там – и не только в данномконкретном магазине, а, так сказать, в глобально-стратегическом плане…

Но ведь не выкинешь же за шкирку, поулыбаться нужно, ничегоне попишешь… Выйдя из-за стеклянного прилавка, Смолин изобразил на лице самуювежливую, простецкую улыбку и, еще раз обозрев снизу доверху прелестноесозданье (но уже далеко не с прежней приятностью), вопросительно поднял брови.