Злая как мурена, я вышла из квартиры и понесласьна проспект. Впрочем, нет худа без добра, сейчас устрою продавщице, всучившеймне бижутерию, вселенский скандал, заставлю ее отцепить «красотищу», а потом вкачестве награды за суетный, нервный день куплю себе разных вкусностей: кусокшоколадного торта, брикет сливочного мороженого… Нет, прежде отправлюсь вгастрономический отдел.

Обдумывая список разносолов, я подбежала кприлавку, где утром приобрела воду вкупе с другими мелочами, и, ткнув пальцем всвое ухо, воскликнула:

– Девушка, это что?

– Голова, – лениво ответилапродавщица.

– Не о ней речь! Сбоку чего висит?

– Где?

– Вот!

– Вы о чем?

– О клипсе! – теряя остаткисамообладания, заорала я. – Что за дрянь вы мне продали! Сначала еле еенадела, теперь снять не могу.

Торговка захихикала.

– Ничего смешного не вижу, –окончательно вышла я из себя, – немедленно отцепите! Иначе… иначе… иначе…

Слова иссякли. Да и чем я могла напугатьпродавщицу.

Девушка подавила смешок.

– Ведь сказала вам про выставки животных,которые тут в двух шагах проходят, так вы слушать не стали!

– Дорогуша, – процедила я сквозьзубы, – мне совершенно непонятен ход ваших мыслей. С какого рожна вызазываете меня любоваться на собак и кошек? И при чем тут клипсыотвратительного качества, впившиеся в ухо?

– Вот, – с укоризной отметилаторгашка, – снова меня перебиваете, если всегда так себя ведете, тонеудивительно, что попадаете в дурацкие истории. Следует хоть иногда слушатьдругих людей.

Я затопала ногами.

– Хватит трепаться! Немедленно сними этудрянь с моего уха.

Холодные пальцы прикоснулись к мочке, насекунду боль стала совсем невыносимой, потом девушка положила на прилавокукрашение и констатировала:

– Да уж, прямо до крови разодрало, надоперекисью промыть и йодом помазать.

– Надо тебе по лбу настучать за продажунекачественного товара! – окончательно вышла я из себя.

– Клипсы суперские!

– Ага! Посмотри на мое ухо!

– Так их не для вас делали, – пошлав атаку девушка, – не знаете, а лаетесь.

– Ну-ка, милочка, немедленно покажи, гдена этой упаковке указано, что серьги нельзя носить Виоле Таракановой? Остальныепокупатели спокойно вынесут пытку колючками? – рассвирепела я. – Имейв виду, я так это дело не оставлю. Завтра же пойду жаловаться!

– Куда?

– Не волнуйся, найду адрес!

– Ступайте хоть в ООН, – заржаладевчонка, – только опозоритесь! Дурой покажетесь! Сережки-то для собак!

Я даже сделала шаг назад.

– Что?

– Здесь рядом часто выставки проходят,собачники с кошатниками люди психованные, за-ради любимчика на все готовые,охота им потом медалями хвастаться! Вот мы и приторговываем аксессуарчиками.Глядите, браслетики на лапки, цепочки на шею, – словоохотливо объясняладевица, – а клипсы эти для пуделя или йоркшира предназначены, их в ушивставлять не надо, за шерсть цепляются, оттого прибамбасы и с зубчиками, чтобыне выпали. Я как увидела, что вы на себя примеряете, прямо офигела!

– Почему же не остановили покупательницу?

– Так я начала про выставку рассказ, а выслушать не стали: какое, думаю, мне дело? Охота вам в пуделячьих украшенияхрассекать, флаг в руки. Деньги заплатили – и вперед.

Не найдя никаких возражений, я пошла домой,уже войдя в квартиру, вспомнила, что так и не купила никакой еды, обозлилась насебя и легла спать. В конце концов, почивающего человека голод не мучает, ивообще, все, что ни случается, случается к лучшему, на ночь вредно наедаться.

Утром я села к столу и уставилась на чистыйлист бумаги. Новую рукопись следовало сдать через три недели. С одной стороны,срок большой, с другой, если учесть, что написать надо 350 страниц, топонятно, – времени нет. Нужно упорно работать, но, как назло, в головуничего не лезло, кроме фразы «Жил-был Иван-царевич…».

Промаявшись до полудня, я решила, что виновникмоего творческого кризиса – голод, и собралась пойти в ларек за булочками. Ноне успела я выйти в прихожую, как раздался звонок. Я схватила трубку.

– Алло.

– Добрый день, не разбудил? АнатолийГолубев вас беспокоит.

– Что вы! – бодро воскликнулая. – Мы, писатели, ранние пташки, еще солнце не взошло, а уже сидим истрочим рукопись.

– И как долго длится рабочий день?

– Ну… часов до пяти.

– Душенька, нам надо встретиться.

– Зачем?

– Обсудить сценарий, но боюсь вам мешать,пишите, кошечка.

Я подскочила на месте. Больше всего хочу,чтобы кто-нибудь сейчас вытащил меня из-за стола, вот тогда я со спокойнойсовестью брошу неначатую рукопись. Не надо думать, что госпожа Таракановалентяйка, рада бы ваять роман, только неотложные дела оторвали от стопкибумаги.

– Кино очень важная вещь, поэтому ясейчас все отложу.

– Вы ангел! Где столкнемся? В пятнадцатьноль-ноль устроит?

– Право, мне все равно! И место выбирайтесами.

– Не затруднит вас подъехать в наш офис?

– А где он находится?

– Самый центр, очень удобно. Только выведь, наверное, на машине?

– Естественно, – хмыкнула я, –звезды на метро не ездят.

– Давайте запишу номер, – засуетилсяАнатолий, – сами знаете, какая проблема с парковкой, резервируем дляVIP-гостей места.

Ощутив себя в одной шеренге с Бустиновой иСмоляковой, я распахнула шкаф. Что надеть? Поверьте, этот вопрос намногосерьезнее, чем «Что делать?» и «Кто виноват?». К сожалению, передо мной нестоль уж богатый выбор! Но можно залезть в комод к Кристе и поворошить вешалкив гардеробной Томочки.

И тут снова зазвенел телефон.

– Слушаю, – пропела я.

– Виола Ленинидовна Тараканова?

– Да.

– Вас беспокоит зав реанимационнымотделением Козырькин Максим Михайлович.