Вечер шёл своим чередом: люди разбились на группы по интересам, разбрелись по квартире. Кто — последовал примеру Ольгрид и направился в спальню, кто ушёл на балкон, кто на кухню. Леший бренчал на гитаре. Ом и Еретик развели дискуссию на тему возможных параллельных миров. Сон присоединился к ним: ему были интересны темы, касающиеся фантастики: это так или иначе тема и его творчества, потому новые идеи он приветствовал с большой радостью. Из редких фраз Сон улавливал воспоминания о старой чуме: были среди гостей и несколько охотников, которые не смогли найти себя в очищённом новом мире и спились, немногим дальше ушли от давнишних врагов. Разве что «защитой» пользовались, если было с кем.

Ом делился впечатлениями от своего последнего прихода: ему привиделся мир, где у людей были вместо лиц настоящие планеты, у каждого своя, и они не повторяются.

— Общаются они, — говорил Ом, затягиваясь косячком, — передавая друг другу образы из своего сознания. Понятие речи у них отсутствует. Звуковые колебания, как и картинка, передаются на уровне мысли, неся определённые идеи и эмоции. В отличие от людей, они не стремятся к коллективному разуму — этого они уже давно добились. Планетяне, так я их назвал — это сверхцивилизация, которая уже достигла стадии богов: несмотря на то, что их сознание по сути одно на всех, каждый из них — отдельная личность, живущая внутри своей Сферы. Живут они большую часть времени замкнувшись в себе, а когда надо — их общий разум заставляет их свершать что-либо ради их общего блага… Возможно, это дети Долины много после свершения Плана.

Сон слушал эту проповедь взахлеб. То ли вкрадчивый голос Ома способствовал тому, то ли его иисусоподобная внешность — не известно, но парень внимал каждому слову художника-кришнаита.

— Я даже записал кое-что, чтобы не забыть и потом зарисовать…

Леший, доселе в разговор не включавшийся, вдруг поднялся с пола и окинул комнату бешеным взглядом.

— Листок мне! И карандаш! Быстро!

Ом неторопливо повернул голову на внезапно разбуянившегося гостя. Тот повторил свою просьбу. Когда же получил желаемое — ушёл в себя и начал что-то писать. Минут через десять вручил исписанный листок Полине и принялся наигрывать написанное на трёх блатных аккордах.

Ритм поначалу хромал. С экспромтом всегда так — редко выходит так, чтоб с первого раза всё было идеально. Пальцы били по струнам, голова качалась в такт музыке. Руки властно обнимали гитару. Наблюдать за игрой этого человека, слушать её было одним удовольствием и наслаждением.

Все присутствующие в зале люди на миг замерли. Нависшую тишину нарушали ненавязчивые скрипы из соседней комнаты.

Под ещё робкое поскрипывание кроватей спальни Леший подбирал нужный ритм, а после — запел с игривыми, вкрадчивыми интонациями:

— Он вторгается к вам во снах,

Он скребётся в ваши сердца.

Не ищите его глаза,

Не ищите его лица.

Его взгляд был рассеян. Тело совершало странные пассы: то покачивалось из стороны в сторону, то изгибалось. По всему было видно, что музыкант поддат, но способен играть. И эта самая поддатость прибавляла особого шарма произведению. Нет, всё же некоторые вещи на трезвую голову исполнять нельзя. Чтобы слушатель проникнулся атмосферой произведения, музыкант сам должен находиьтся в том состоянии, которое соответствует его песне, а иначе дела не будет. У Лешего получалось попадать и в атмосферу и в ноты, а это в данном состоянии удаётся далеко не всегда.

— Словно тень, мимо вас скользнёт.

Сердце стынет, будто бы лёд.

Голос тихий в душе поёт:

«Рвутся крылья, прерван полёт».

Ом протянул Полине косяк, сел в позе лотоса и принялся пристально наблюдать за играющим человеком. Лешего он знал лишь заочно, через Еретика, и доселе относился к парню как к очередной мелочи, возомнившей себя творцом. Подобная же выходка с экспромтом на заданную тему его не то, чтобы удивила, но приятно позабавила.

Сон просто сидел с едва ли не отвисшей челюстью. Нет, после концерта на крыше роддома лажи он и не ожидал, но всё равно — вот так сходу взять да и написать, а после — сразу же и исполнить песню — явно талант! Он всё больше и больше восхищался Лешим и понимал, что сам не ровня ему.

— Грациозный танцор и фарт.

В его песнях лязг алебард,

В его танцах сиянье луны.

Заключён навек в ваши сны.

Полина лежала на подушке, курила траву, смотрела в потолок на обои с фосфорными звёздами и улыбалась. Сейчас она слышала того Лешего, к которому привыкла. «Чертяка, который ничего не боится, — думала она. — Всё время ждёт, как бы что-то выкинуть, чтобы привлечь к себе внимание!»

Она была упорота, ей было хорошо и она просто наслаждалась жизнью.

Хриплый, чуть истеричный голос западал в душу, цеплял за живое. Музыкант играл, отдавая тело и душу музыке.

— Но песни его не для вас,

Его танец сокрыт от глаз.

Не жди, что поможет слеза:

Он с планетой вместо лица.

Еретику нравилась песня. Приятная атмосфера, которая просто наводила на разные ассоциации и мысли. Если песня заставляет тебя хоть капельку задуматься — это хорошая песня.

Рыжик и Лио устроились по обе стороны от Фенька и покачивались в такт музыке. Фенёк же усмехался и цокал языком. Он был далёк от всего этого, да ему особо и не важно. Музыка для него суть способ расслабиться, а игра старого друга всегда вгоняла его в приятную тоску, под которую уютно лежать и ни о чём не думать. Он презирал такое искусство, которое почти не несёт никакой пользы обществу.

— Он звезда, сияет меж звёзд.

Средоточье всех земных грёз,

Но лишён сам счастья и слёз.

Это правда, это всерьёз.

Из спальни всё отчетливее доносились стоны. В меру упоротый и весёлый народ решил устроить маленькую оргию. Искусство мало чем отличается от сношения: и то и другое по сути своей является оплодотворением. Только при сношении плод обретает тело, а в случае с искусством — душу.

Сношаться с защитой равносильно стихам-пустышкам с красивыми формами: оно вроде как и приятно, но в итоге ничего не получаешь. Потому Ом слушал Лешего всё более и более внимательно, надеясь отыскать и понять идею этих стихов, если таковая вообще присутствует. А тот — тот играл, пристально следя за каждым из зрителей, окидывая взглядом всю комнату. Ему была интересна реакция собравшихся. Ведь только для них, для людей он и старался. Его чувства: ненависть, злоба, щедрость и нежность — сейчас всё это было для них. Леший считал, что в творчестве главное то, с какими эмоциями ты идёшь к публике, какой начинкой чувств заряжаешь произведение.

— Обитает в царстве ночи,

Там, где сердце громко стучит.

Стянет душу кромкою льда,