и на устройство ружейных и псовых охот на волков», а для обеспечения финансирования ввести обязательное страхование домашнего скота [Там же: 104–105].

В том же номере журнала другой автор, напротив, утверждает, что не все охотники считают численность волков чрезмерной. Особенно резко он возражает против призывов задействовать для истребления волков армию. Ссылаясь на свой тридцатилетний охотничий опыт, он отмечает, что волков стало труднее обнаружить, и выступает за «истинную» охоту с использованием гончих и борзых:

По-моему, истинный охотник с борзыми одинаково любит охотиться и за волками, и за лисицами, и за зайцами, причем, конечно, интереснее для него та охота, которая сопряжена с большими трудностями и, следовательно, требует большого искусства и знания, и для него будет печально поголовное истребление какого бы то ни было зверя, на которого возможно охотиться с борзыми [Мажаров 1880: 138].

Все эти примеры показывают, что русские охотники расходились во мнениях по основополагающим вопросам, связанным с волками. Возросла ли их численность после освобождения крестьян, и если да, то повсеместно ли? Проявляли ли крестьяне наивность или суеверие (или и то и другое) в своем отношении к волкам? Какие способы охоты, ловли или отравления наиболее эффективны для контроля численности волков в эпоху после отмены крепостного права и как они варьируются в разных частях империи? Какую роль в контроле над волками должны играть охотники-помещики, охотничьи общества и местные власти? Могут ли борзые по-прежнему иметь существенное значение для охоты на волков? Наконец, в силу каких своих качеств волки создают такие исключительные проблемы?

В ходе этих продолжительных дискуссий в качестве ведущего специалиста по волкам в России, хотя и настроенного против них чрезвычайно враждебно, выдвинулся Сабанеев. В следующие несколько лет после уже упомянутого разбора брошюры Лазаревского 1876 года он опубликовал в «Журнале охоты» и «Природе и охоте» ряд статей, посвященных волкам. В 1880 году на их основе Сабанеев выпустил 200-страничную монографию под названием «Волк», вышедшую в качестве приложения к «Природе и охоте»[58]. Монография состоит из введения, первой части, в которой почти на ста страницах излагается «естественная история волка», и чуть более длинной второй части о способах истребления волков, состоящей из разделов о псовой, ружейной и промысловой охоте, а также о ловле. Для своего времени сочинение Сабанеева явилось наиболее значимым исследованием о волках в России и отразило развитие российской зоологии за предшествующие десятилетия.

В историческом обзоре российской зоологии от основания Петром I в Петербурге в 1724 году Академии наук до позднесоветского периода В. С. Шишкин разделяет ее развитие в Российской империи на три этапа: первоначальный период, когда проводились исследовательские экспедиции и осуществлялась классификация фауны империи (начало XVIII – начало XIX века); второй период, когда естественные и зоологические науки встраивались в образовательные программы вновь образованных императорских университетов и создавались первые научные общества (начало XIX века – эпоха реформ начала 1860-х годов); третий период, когда демократизация и научные прорывы (например, теория эволюции Дарвина) привели к значительным достижениям, повлиявшим на университетские программы и на общество в целом, в том числе при посредстве научных обществ и журналов, адресованных широкому читателю (середина XIX века – конец императорской эпохи) [Шишкин 1999]. Ярчайшим представителем третьего периода является Сабанеев – выходец из дворянской семьи, окончивший естественное отделение Московского университета со степенью кандидата, редактор журналов, адресованных как специалистам, так и широкой публике, автор популярных работ разнообразной тематики, от фауны Урала до разведения охотничьих собак.

В восьмистраничном введении Сабанеев напрямую возводит существующие в России проблемы с волками к общественному порядку, сложившемуся вследствие освобождения крестьян, а также предпринимает небольшой социально-экономический анализ, показывающий его озабоченность благосостоянием российского крестьянства после отмены крепостного права. Вновь высказав уверенность, что в брошюре Лазаревского 1876 года завышена общая численность потерь домашнего скота из-за волков, Сабанеев тем не менее подтверждает, что после отмены крепостного права в 1861 году нападения волков на домашний скот и промысловую дичь существенно участились и стали ощутимым бременем для крестьян по всей России, представляя для тех, кто занимается натуральным хозяйством, еще более значительную угрозу, чем снижение численности дичи и рыбы:

…за последние десятилетия количество волков возросло в сильной степени и… продолжает увеличиваться с каждым годом. Волки становятся общественной язвой, народным бичом; дерзость их не имеет уже пределов: они среди бела дня забегают в города и даже столицы, а в селениях без страха и опасений подходят к стадам и безнаказанно душат скот. <…>

…наши крестьяне, едва успевшие освободиться от рабства, едва переставшие платить тяжелую дань помещикам, снова попали в кабалу и снова несут свои лепты, только не людям уже, а хищному зверю [Там же: 1343–1344].

По мнению Сабанеева, волки наносят сельскому населению империи от северной тундры до степей Средней Азии, от Польши до Амура столь огромный ущерб, что в силу этого повсеместного отрицательного воздействия их следует признать единственным диким животным, имеющим значение для всей России. Поэтому, как утверждает Сабанеев, необходимо приложить все усилия для сокращения их численности, даже если полное истребление не представляется возможным: «Пора, давно пора сознать в волке главного заклятого врага нашего благосостояния и, сбросив с себя обычную апатию и равнодушие, объявить хищнику жестокую, непримиримую войну» [Там же: 1345].

Основная мысль введения состоит в том, что меры, предпринимаемые против волков в России, недостаточны по сравнению с энергичными кампаниями по борьбе с волками в Западной Европе, где их популяция существенно сократилась или была уничтожена. Сабанеев задается вопросом, почему повышение уровня цивилизованности в России привело к увеличению популяции волков, тогда как в Западной Европе произошло обратное. Ответ, по его мнению, состоит в том, что волкам оказалась выгодна та стадия развития, на которой к тому времени находилась Россия: прежние обширные пространства нетронутого леса были частично вырублены, после чего образовался смешанный ландшафт, состоящий из лесов, полей и болот, среди которых располагались изолированные селения, и поэтому домашний скот становился легкой добычей хищников; однако российское общество еще не достигло такой социально-экономической и политической зрелости, чтобы эффективно самоорганизовываться для собственной защиты:

Бо́льшая часть Западной Европы уже пережила этот период, но никто, конечно, не станет отрицать, что мы еще только вступаем в него и к тому же живем теперь в переходное, а следовательно, и тяжелое время. Освобождение крестьян, давшее нам сильный толчок на пути цивилизации и сразу нарушившее старый строй нашей жизни… должно было привлечь за собой размножение волков. <…>

Промышленник средних губерний, соблазняемый более верной и легкой добычей, в последнее время при несправедливых, даже незаконных стеснениях относительно главных орудий борьбы с волком – капкана и отравы – очевидно был отвлечен от этого трудного, скудно вознаграждавшегося промысла. <…>

К тому же трудное время, все еще проживаемое помещиками, лишило их возможности содержать большие псовые охоты, сильно тормозившие размножение волка [Там же: 1347–1348].

Сабанеев критикует все классы российского общества за недостаточные усилия по борьбе с волками. Также он напрямую связывает серьезность «волчьего вопроса» в России с отсталостью страны по сравнению с более развитыми обществами Западной Европы. Он подчеркивает, что в условиях нестабильности, вызванной освобождением крестьян в 1861 году, усилилась активность волков и, соответственно, возрос урон, причиняемый ими домашнему скоту и сельскому хозяйству. Он отмечает, что вновь образованные клубы и общества ружейных охотников невольно обеспечивали волкам убежище на арендуемых ими землях, поскольку, рассчитывая увеличить численность дичи, запрещали доступ туда другим охотникам;