Удалось ли и Н. это? Не вполне. Должность первого секретаря Московского отделения СП РСФСР, предполагавшую и членство в горкоме КПСС и депутатство в Верховном Совета РСФСР, он получил в 1971 году, когда власть взялась за истребление диссидентов, вообще подписантов. Так что Н. пришлось председательствовать не только на торжественных собраниях, но и на секретариатах, где из Союза писателей исключали — в мае 1971 года А. Галича, в ноябре того же года Г. Свирского, в мае 1973-го В. Максимова, в январе 1974-го Л. Чуковскую, в феврале В. Войновича.

«Все это проверка лояльности», — сказал он А. Медникову после одного из таких заседаний: лояльности как исключаемых, так и его собственной. Принадлежа «к тому типу советских литературных руководителей, которые с удовольствием бы делали добрые дела, если бы за это не били»[2012], этими проверками Н., вне сомнения, тяготился. Ему требовалось настоящее дело, и поэтому с такой охотой в 1974 году он принял назначение главным редактором в «Новый мир»[2013].

«Упор, — наставлял он Д. Тевекелян, приглашая ее на работу в редакцию, — стоит делать на качество литературы. На художественность. <…> И главным в журнале должна стать не публицистика, а проза, И это будет отличать наш журнал от прошлого».[2014] И действительно, журнал при Н. стал максимально широк по эстетическому спектру: от «Блокадной книги» А. Адамовича и Д. Гранина до «Круглых суток нон стоп» и «Поисков жанра» В. Аксенова, от В. Катаева, Ч. Айтматова, Г. Бакланова, В. Быкова, Ю. Трифонова до цветаевской «Повести о Сонечке» и орловского «Альтиста Данилова».

Утратив нажитую А. Твардовским славу форпоста общественной мысли, «Новый мир» и в эти годы сохранил репутацию самого респектабельного советского литературного журнала. И поэтому именно туда «фельдсвязью, в красном пакете, серия „К“ „Совершенно секретно“ из ЦК привезли трилогию Л. И. Брежнева»[2015].

Отказаться от чести опубликовать «Малую землю» (1978. № 2), «Возрождение» (№ 5) и «Целину» (№ 11) было, разумеется, невозможно. Но мало того — Н. принимает деятельное участие в награждении трилогии Ленинской премией, печатает в «Известиях» статью, где обнаруживает в трилогии и несравненные художественные достоинства.

Стихи в эти годы уже почти не писались, зато пошла проза, пошли необыкновенно плотные исторические рассказы «Абсолют» и «Диспут», в которых, — по словам Д. Самойлова, — «воплотились все достоинства его мышления, нашли применение его обширные знания. Он вступил в новый этап своего творчества, может быть, наиболее важный. Этот этап жестоко прервался смертью»[2016].

И наверняка Н. неотступно думал о том, каким останется в памяти потомков. Во всяком случае, — как рассказывают, — любил вспоминать о том, что Катон-старший, оказавшись под судом в возрасте за восемьдесят, грустно и просто заметил: «Как тяжело, если жизнь прожита с одними, а оправдываться приходится перед другими»[2017].

Много злата получив в дорогу,

Я бесценный разменял металл,

Мало дал я Дьяволу и Богу,

Слишком много Кесарю отдал.

Потому что зло и окаянно

Я сумы страшился и тюрьмы,

Откровенье помня Иоанна,

Жил я по Евангелью Фомы.

Соч.: Собр. соч.: В 3 т. М.: Худож. лит., 1977–1978; Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1985 (Библиотека поэта. Большая серия); Избр. произведения: В 2 т. М.: Худож. лит., 1988; Избранное. М.: Терра — Книжный клуб, 2003; Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе. С. 180–212.

Лит.: Воспоминания о Сергее Наровчатове. М.: Сов. писатель, 1990.

Некрасов Виктор Платонович (1911–1987)

Если верить мемуаристам, то Сталинскую премию 1947 года недавний капитан Н. получил по капризу вождя. Повесть «Сталинград» и при публикации в журнале «Знамя» (1946. № 8–10)[2018] шла со скрипом, и, переменив название в первом книжном переиздании на «В окопах Сталинграда» (1947), никакого энтузиазма у критиков не вызвала, и сам А. Фадеев будто бы вычеркнул ее из списка представленных Сталину. А вот поди ж ты!..

Б. Сарнов рассказывает, что главный редактор «Знамени» Вс. Вишневский, «прочитав в „Правде“ список объявленных лауреатов и с изумлением обнаружив там Некрасова, сказал Виктору Платоновичу: — Вчера твоей фамилии в списке не было. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит? Вписать ее мог ТОЛЬКО ОДИН ЧЕЛОВЕК»[2019]. Как бы то ни было, но, — вспоминает уже сам Н., — «с этого дня книга стала примером, образцом. Все издательства наперебой начали ее издавать и переиздавать, переводчики переводить на все возможные языки, критики только хвалить, забыв, что недавно еще обвиняли автора…»[2020].

Надо было бы ковать железо пока горячо, заполнять завоеванный плацдарм новыми книгами, но ничего серьезного Н., как на грех, не писалось. Вполне случайные публикации в «Комсомольской правде», «Красной звезде», «Литературной газете», «Труде», даже в «Правде» погоды не делали, как и пьеса «Испытание» («Опасный путь»), всего год продержавшаяся в репертуаре московского Театра им. Станиславского (1949). Поэтому пришлось ждать, когда появится повесть «В родном городе» (Новый мир. 1954. № 10–11) — и ее обвинили в натурализме, а за ней еще одна повесть «Кира Георгиевна» (Новый мир. 1961. № 6), которую романтически настроенные наши критики упрекнут на этот раз в идейной бескрылости и пессимизме[2021].

Били, впрочем, не очень больно, так что жить Н. было можно. Гонораров за «Окопы», за фильмы «Солдаты» (1955), «Город зажигает огни» (1958), снятые по его сценариям, вполне хватало на билеты из Киева в Москву, где невероятно контактный и обаятельный Н. вскоре оброс огромным числом друзей, собеседников и собутыльников: от А. Твардовского и В. Гроссмана до В. Аксенова. А тут его еще стали выпускать за границу, о чем по тогдашним правилам надо было отписываться: поездка в Италию в апреле 1957-го легла в основу «Первого знакомства» (Новый мир. 1958. № 7–8), путешествие по Соединенным Штатам в ноябре 1960-го отразилось в путевых заметках «По обе стороны океана» (Новый мир. 1962. № 11–12), парижские впечатления 1962 года дали очерк «Месяц во Франции» (Новый мир. 1965. № 4).

Конечно, рассказы о Западе, для обычных людей недоступном, были тогда у советских писателей в чести, но, пожалуй, только Н. в ординарных, казалось бы, травелогах открыл возможность непринужденного разговора о жизни — нашей и «ихней», что сказалось не только в проблематике, но и в стилистике некрасовской прозы. Беллетристическая сюжетность, как и вообще fiction, у него стали постепенно оттесняться, а вскоре и вытеснились свободными размышлениями умного писателя с умными читателями — вроде бы о том и о сем, но все-таки о главном, не скованном идеологическими догмами.

И первый подзатыльник Н. получил именно за эту свободность — в написанной М. Стуруа, но опубликованной без подписи заметке «Турист с тросточкой» (Известия, 19 января 1963 года)