Он запнулся, всматриваясь в ее лицо; ранее выражавшее сильное облегчение, после слов о Мите оно превратилось в страшную отрешенную маску.

— Митя… вел дневник? Я не знала… об этом.

— Катя, я должен сказать тебе. Он погиб. Он не мучился, его застрелили и…

— Это ты убил его? — тихо перебила она.

— Нет. Нет, я не убивал его. Клянусь тебе. Я должен был сказать раньше. Прости, я… не знал, как сказать.

Она отвернулась.

— Прости, но… тебе не нужен врач? Я могу вызвать знакомого. У тебя… кровь на зубах и губах.

— Нет, нет, все хорошо.

…Это она взяла? Она пришла к себе и села на постель? Ее мысли разрушают ее?

Нет, нет. Приезжает Альберт, он жив, и Дитер сказал, что он остановится у нее, как же больно и одиноко, если бы Альберт обнял ее и она бы обняла его голову и плакала от облегчения, и не осталось бы ничего вне их маленького мира…

Разрушенные дома, мосты и воспоминания, они принесли с собой боль, взрывы, смерть, унижения, оружие, патроны, танки, бомбардировщики, много бомб и оружия. Митя! Он погиб, он не вернется. Они убили его. Они закопали его в неизвестном месте, бросили его в яму или хуже — проехались по нему машинами и танками, и его плоть ели их страшные псы. Сколько тел они уничтожили своими машинами во имя великой империи? Как захватчик, вместе с сильными, Альберт проезжает мимо пепелищ, а под колесами его лакированного автомобиля хрустят кости.

Одумайся, ты — жертва их войны, а он — оккупант. Пусть не желая того, но он выстрелил в тебя — и ты снова дашь ему оружие, ты позволишь стрелять в тебя, как в мишень, ты забудешь защищавшего тебя Митю и побежишь в объятия оккупанта, что целился в твой дом, сжег половину города и едет сюда с чувством превосходства; это он ударил тебя тогда, это он убил Митю, это он заставил тебя бояться жить дальше, это он принес войну в твою душу и разрывает на кусочки твой разум.

За что, почему здравый смысл, гордость и мораль не будут сильнее любви?

Накрывшись с головой, она открыла учебное пособие.

«Пример 23. В лесу был обнаружен труп с обезображенным лицом, тщательно спрятанный злоумышленником. Как позже было установлено, это был труп Ф. — студентки, о пропаже которой заявлено ранее не было. По показаниям близких Ф., она жила на съемном жилье, отдельно от родителей и других родственников, друзей не имела и раньше часто пропускала занятия, поэтому никто не забеспокоился и не заявил о ее пропаже. В каких случаях и с какой целью преступник прибегает к сокрытию трупа и обезображиванию как к способу сокрытия преступления? Какие в связи с этим могут быть выдвинуты версии по данному делу о лице, совершившем преступление?

Пример 24. В прокуратуру поступило заявление от гражданки Л. о том, что она была изнасилована шофером такси, который вез ее прошлой ночью из курортной зоны в город. Потерпевшая показала, что таксист, свернув с дороги, стал требовать от нее вступить с ним в интимную близость. Она смогла вырваться и выскочить из машины, но преступник догнал ее, повалил на землю, сорвал с нее одежду и вступил с жертвой в насильственный половой акт. После совершения преступления он заставил ее сесть в машину и довез до ближайшей трамвайной остановки, где и высадил. Потерпевшая выдала одежду, на которой имелись следы грязи, кровь и семенная жидкость. Согласно судебно-медицинской экспертизе, у потерпевшей были обнаружены ссадины и кровоподтеки на внутренней поверхности бедер, на предплечьях, ссадины на шее и кровоподтек на правой щеке. Ведущий дело следователь не стал осматривать машину подозреваемого и место преступления, решив, что насильственный характер действий гражданина К. подтверждается наличием характерных повреждений на теле и одежде потерпевшей. На допросе подозреваемый К. показал, что действительно подвозил потерпевшую на машине и с ее согласия, на обочине, совершил с ней половой акт. О происхождении телесных повреждений потерпевшей он ничего не знал. Правильно ли поступил следователь, отказавшись от осмотра места происшествия? Какие следы могли быть обнаружены на месте происшествия? Какие еще следственные действия нужно было провести по данному делу?».

Помоги мне, Альберт, я больше не могу.

Дневник Мити она бросила в верхний ящик. Не все ли равно, если он мертв и она его не любила?

Утром она встала и набросила пальто поверх пижамы. От осознания, что она вот-вот окажется вне приятной постели и относительно безопасной комнаты, ее потряхивало. Пришлось держаться за стены, чтобы сохранить равновесие. Ничего, успокаивала она себя, несколько коротких шагов — и она за порогом.

Дверь показалась ей невыносимо тяжелой: она слабо дергала ее, пока не сообразила, что нужно открыть ее ключом. За дверью никого не было. С бьющимся сердцем она выглянула на лестницу, боясь встретить знакомого. В квартире снизу неизвестный громко включил патриотически-оккупантские песни. Она узнала стихи Петера Кроля — разумеется, кто, если не он, написал бы столь бессмысленный и убийственный текст!

Чтобы не побежать обратно, она со всей силы схватилась за перила. Она стояла на верхней ступеньке и смотрела вниз, в эту одинаковую бесконечность. Не рухнет ли она, пытаясь спустить ногу ниже? С минуту она прислушивалась к себе: ужас, что она останется в квартире Мити, в этой квартире воспоминаний, останется навечно — ужас пересилил страх ступеней, дверей, улиц и чужих лиц. Она не останется здесь, она поедет домой, у нее есть дом, в котором ее всегда ждут. Мария и Альберт, Мария и Альберт, и Дитер — она постарается, чтобы увидеть их снова. Две или три ступеньки — не более. В первый день достаточно сделать пару шагов, а после она научится — убрали ли с улиц мусор и трупы? Разумеется, она слышала, как вне комнаты ездят автомобили, даже грузовики и, кажется, она слышала звонок трамвая — может, и войны не было, и ей все приснилось?

— О, это вы, конечно…

Упорно смотря на свои ноги — она опустилась на две ступеньки, — она не поняла, кто говорит с ней. От страха ее затрясло.

— Приветствую. А я к вам, конечно. Позволите?

Столько «конечно» на ее памяти употреблял лишь Аппель. Она сумела взглянуть на него. Небрежный, с грязными волосами и потрепанной физиономией, тот остановился чуть ниже и с любопытством смотрел на нее.

— Я к вам, конечно, от Альберта, — поняв, что его не встречают, как должно, поспешно добавил