части тела в тату-салонах Берлина, Будапешта, Индианаполиса, штат Индиана, Подгорицы и Москвы. «Вчера на съезде атеистов пришлось заслушать коммунистов, но был и жрец из Сатангаза, чтоб срисовать всех вместе сразу» и «Ставя дизы Носферату, берёшь за яйца Утрату» неделю пускали бегущей строкой среди других новостей на солькурском телеканале «Сейм-4» во время вечерних выпусков. «Я безбожник, а ты говна художник» официально безработные, в основном из катакомбных семей, сложили из самих себя под окнами Дома советов на Красной площади Солькурска; идут репетиции по складыванию данного лозунга в шестнадцати городах России и двадцати пяти городах мира.

— Прошу, выйдем на воздух, — воскликнул граф, — здесь мне неможется.

Иессеев оторвался от рукописи, с удивлением посмотрел на него, но подчинился, ему немоглось уже несколько месяцев, а от прочитанного стало только хуже.

Они вышли в позднее утро, солнце было ещё низко, и тени деревьев с той стороны ложились прямо на них столбами. На лапах образовались снежные навесы, в разветвлениях белые V, зверьё всю ночь сновало в обе стороны перед пещерой. Пустота, пробег молекул газа и кислорода, мгновенное ими насыщение; искры от каждой топографической точки покрова, казалось, что сейчас поднимутся в унисон и поплывут к горизонту, срезая стволы без усилия; в некоторых квадратах обзора чаща выражалась ярче, там тьма сгущалась сразу на месте входа, вне зависимости от рассвета с доступного им угла; сморщенная рябина, как кровь под ангельской скуфьёй, редко где коричневая поросль, будыли, дудки, пустотелы, морковник, полынь, их следы рядом. По ним они возвратились к остову.

— Не находите ли вы в этом чего-то сюрреалистичного? — спросил он, лишь только чтобы что-то сказать.

— В корабле?

— Bon sang, en sa présence même ici. Où avez-vous vu cela, pour que là où vous n’allez pas dans n’importe quel siècle, les bottes étaient dispersés partout? Et ce n’est pas Pétersbourg, ni Cronstadt [346].

— Фи.

Конюшня в классе лицея, начало семестра, кое-что выигрывается в сцене топота рабочих во время урока французского и их кокетливой болтовни с бывшей гувернанткой, но, но, но… расписание уроков согласовывается с выгоном лошадей, оболтусы рвут листы из ученических тетрадей и собирают в них обронённый в коридорах навоз по повинности, конюх бьёт в морду учителю фехтования, в миги экзаменов они размётывают общество табуном, кроша красно-белую плитку пола, из конторы народного просвещения интересуются, когда можно будет взять на баланс пару крестьянских детей, кругом флигеля Екатерининского дворца протоптан ипподром с приподнятыми виражами, Джакомо Кваренги, ведутист и почётный muratore a vortice [347], ходит, зажав пальцами нос, без парика вовсе, конь-вожак цокает копытом, когда ему вздумается, и все замирают в бытовых позах, торговец в голландской шляпе подле обоза, Пушкин с бодуна над столом для умывания, пожухшая роза на комоде, Кюхельбекер на срамной вазе с выпученными глазами, Сильверий Броглио предлагает Данзасу сменять мальтийский крест на бутыль портвейна и протягивает его в платке, в окна то и дело просовываются части от карет, родители лицеистов поливают морковь на окнах… в одной версии вокруг приписанной к лицею конюшни начинает вращаться целый мир, а в другой преподаётся набор именно бытовых положений.

— Mais nous sommes avec Vous dans la stupeur, nous sommes perplexes, comme si le soleil avait commencé à attirer la lumière. Donc, avec le navire, c’est maladroit [348].

Ему бы давно замолчать, дав шанс собеседнику, либо вовсе, его построение угнетало уже даже сам остов, который, в свою очередь, очень менял мысли в этой части леса. Неожиданно Юсуп Маркович вспомнил об оставленных в биваке товарищах, как видно, уже хватившихся его и выславших отряды.

Неизменно следуя правилам, парадигме «так положено», видя весь этот скандал и мысленный обыск, он только рукой махнул и возвратился к начатому, что, как ни посмотри, было хищно, ну или жестоко. Там, снаружи, под сенью леса, при всей незамысловатости ходов продюсер не оставлял им шансов не идти, пробиться, бежать по снегу и хвое, согнувшись в окаменелой пояснице, ловить или пропускать заряд; теперешняя стрельба-то прихотлива, могут шприцем, могут невидимыми чернилами, красным перцем, зелёнкой, фосфорной краской. Что делать, воин принимает удар близкой ему философией так, чтобы только под конец в полной мере осознать свой опыт и подбрасываемые варианты бытия, отталкивающегося исключительно от военных действий. Масштабнее той войны в середине века пока не случалось, потому-то он и был достоин показательного вознесения, а то многие уже стали забывать, не то что верить.

С ножом дело пошло быстрее, он втиснул его между боковой стенкой и заслонкой, стал двигать как рычагом, также спереди, ящик поддался, вскоре он смог поместить в щель пальцы. Попросил придержать стол, чтоб тот не ехал вслед за вектором тяги, потянул, с громким скрипом ящик вышел до половины. Запустил руку по локоть и выудил на свет содержимое — перетянутую чёрной аптекарской резинкой пачку перфокарт, странно, очень давно он обнаружил нечто похожее у себя в почтовом ящике. Спрятал в карман, поставил лампу на то же место, только в правую тумбу. Со вторым справился скорее, крепко задумался. Не может такого быть, но, кажется, это предназначено не им, вряд ли им, никакой связи. Выходит, это не их последнее путешествие в сердце тьмы? При чём тут очередная сектантская дрянь? Боги, а их крикуны какие-нибудь асбургские богоборцы, на хуй, то же самое, всё равно что криптокатары, апокрифисты, эсхатуманы, антитринитарии, квазитринитарии, игумнодогматы, раскольные соборы, троицисты, монсегюры, клюнийские богомудры, асфирийские богумилы, мнофортинские ересисты, преаргенты, фифлопатарены…

— Сегодня немного поговорим про состояние субъекта. И то, и то во множественном числе. Какие они в условиях повального следования высосанным из пальца в порыве вдохновения моделям, в условиях совершенной духовной децентрализации, когда разнять дерущихся детей — это плохо, а присоединиться к ссущему под твой балкон чем-то синим космологическому студиозусу — хорошо? Но ведь право на свободу во всех смыслах, да, и на свободу в выборе верить или не верить, сколь бы кощунственным вам, некоторым из моих дорогих радиослушателей, это ни показалось, не может основываться на столь убогом фундаменте. Так вот, я со всей ответственностью могу заявить, что освобождённых от иллюзий людей в ходе кампании стало больше и становится в арифметической, пока, прогрессии. Отрицающие земных представителей духовных учреждений освобождаются от власти их рабов, словно натуральные числа от власти естественного возникновения. Сосед приходит к соседу и зовёт на мессу в ангар реализуемого на торгах подшипникового завода излить душу среди стальной отработки в вагонетках без колёс, а сосед шлёт соседа куда подальше, в жопу, вот