— Ты всегда мог выбирать имена, Томас. Япомню, ты отвергал женщин только потому, что тебе не нравились их имена.Роскошных, горячих женщин, но с невыразительными именами. Дарби. В этом имениесть что-то эротическое. Что за имя! Когда я увижу ее?

— Я не знаю.

— Она переехала к тебе?

— Не твое собачье дело. Гэвин, послушай, ктоэто сделал?

— Ты что, не читаешь газет? У нас нетподозреваемых. Ни одного.

— Ну уж мотивы-то вам известны?

— Масса мотивов. Кругом полно ненависти,Томас. Причудливое сочетание, тебе не кажется? Джейнсен никуда не вписывается.Директор приказал нам изучить предстоящие дела, последние решения, кто какголосовал и прочую чепуху.

— Это здорово, Гэвин. Каждый специалист поконституционному праву сейчас строит из себя детектива и пытается раскрыть этиубийства.

— А ты — нет?

— Нет, я набрался, когда услышал об этом, носейчас уже трезвый. Подруга, однако, погрузилась в такое же изучение дел, как ивы. Она игнорирует меня.

— Дарби. Какое имя! Откуда она?

— Из Денвера. Мы встречаемся в понедельник?

— Возможно. Войлз хочет, чтобы мы пахаликруглые сутки, пока компьютеры не выдадут нам, кто сделал это. Я планируюподключить тебя.

— Благодарю. Я жду от тебя достоверныхсведений. Не только слухов.

— Томас, Томас! Ты, как всегда, выуживаешьинформацию. А мне, как обычно, нечего сказать тебе.

— Ты напьешься и все расскажешь, Гэвин. Каквсегда.

— Почему бы тебе не взять Дарби? Сколько ейлет? Девятнадцать?

— Двадцать четыре, и она не приглашена. Можетбыть, в другой раз.

— Может быть. Я должен бежать, приятель. Черезтридцать минут у меня встреча с директором. Напряжение вокруг такое, что егоможно потрогать руками.

Каллаган набрал номер библиотеки колледжа испросил, видел ли кто-нибудь Дарби Шоу. Никто не видел.

Дарби оставила машину на полупустой стоянкефедерального здания в Лафайетте и вошла в конторку клерка на первом этаже. Вполдень в пятницу суд не заседал, и в коридорах здания было пусто. Онаостановилась у барьера, заглянула в открытое окошко и подождала. Соннаяпомощница клерка со значительным видом подошла к окошку.

— Чем могу помочь? — спросила она тономмелкого чиновника, который меньше всего хотел бы помочь.

Дарби просунула в окошко полоску бумаги:

— Мне необходимо посмотреть это дело.

Помощница бросила быстрый взгляд на названиедела и подняла глаза на Дарби.

— Зачем? — спросила она.

— Я не должна объяснять. Это открытое дело, нетак ли?

— Наполовину открытое.

Дарби забрала свой листок и сложила его.

— Вы знакомы с Законом о свободе информации?

— Вы адвокат?

— Не нужно быть адвокатом, чтобы посмотретьэто дело.

Помощница выдвинула ящик стола и взяла связкуключей. Кивнув головой, она пригласила следовать за ней.

Табличка на двери гласила: «Присяжныезаседатели», но в самой комнате не было ни столов, ни стульев. Вдоль стенстояли шкафы и ящики с подшивками дел. Дарби оглядела помещение.

Помощница указала на одну из стен:

— Здесь. Вдоль этой стены. Весь остальной хламне имеет к этому отношения. В первом деле подшиты все заявления истца иответчика, а также переписка. В остальных — заключения, вещественныедоказательства и материалы судебного разбирательства.

— Когда был суд?

— Прошлым летом. Он продолжался два месяца.

— Где апелляция?

— Еще не подана. Я думаю, что крайний срок — 1ноября. Вы, случайно, не репортер?

— Нет.

— Хорошо. Как вы, очевидно, знаете, этодействительно открытые материалы. Однако судья, ведущий это дело, наложилопределенные ограничения. Во-первых, я должна записать вашу фамилию и точноевремя посещения этой комнаты. Во-вторых, ничего нельзя выносить отсюда.В-третьих, нельзя снимать никакие копии с документов, пока не подана апелляция.В-четвертых, все, что вы берете здесь в руки, должно быть возвращено строго насвое место. Так распорядился судья.

Дарби уставилась на стену с подшивками дел.

— Почему я не могу снимать копии?

— Спросите его честь. Так как вас зовут?

— Дарби Шоу.

Помощница нацарапала ее фамилию в журнале.

— Сколько времени вы будете работать здесь?

— Я не знаю. Часа три-четыре.

— Мы закрываемся в пять. Найдите меня вконторе, когда будете уходить.

Она закрыла дверь, довольная собой.

Дарби достала ящик с заявлениями и началалистать подшивки, делая пометки. Судебный процесс начался семь лет назад междуодним истцом и группой из тридцати восьми состоятельных ответчиков, которыесовместно пользовались услугами по крайней мере пятнадцати адвокатских фирм повсей стране. Крупных фирм, многие из которых имели сотни адвокатов в десяткахадвокатских контор.

Прошло семь лет юридической войны, требовавшейбольших расходов, а исход дела оставался далеко не однозначным. Решение судапосле ожесточенной тяжбы было только временной победой ответчиков. Вердикт былкуплен или добыт каким-то другим незаконным путем, утверждал истец, ходатайствуяо новом судебном разбирательстве. Ящики ходатайств, обвинений и контробвинений.Требования санкций и штрафов потоками неслись с обеих сторон. Бесконечныестраницы показаний, раскрывающие обман и злоупотребления со стороны адвокатов иих клиентов. Один адвокат был мертв. Другой пытался совершить самоубийство, какрассказывал один из однокурсников Дарби, работавший над незначительнымидеталями этого дела во время суда. Ее приятель подрабатывал летом в качествеклерка в одной крупной фирме в Хьюстоне и кое-что слышал, хотя в подробноститаких, как он, не посвящали.

Дарби взяла складной стул и уставилась наподшивки дел. Одни только поиски нужных материалов займут часов пять.