— Наша встреча подходит к концу, — произнесла та девушка,которая зажигала свечи. — Последняя история — за Альмой.

Альмой оказалась женщина, державшая бронзовый поднос. По еевыговору можно было понять, что она — с Востока.

— У одного человека был буйвол с могучими рогами. Вот бысесть между ними, думал человек, мне казалось бы тогда, что я сижу на троне. Ивот однажды, когда буйвол на что-то отвлекся, человек подскочил к нему иисполнил свое желание. В тот же миг буйвол поднялся и далеко отшвырнулчеловека.

Увидев это, жена его заплакала.

«Не плачь, — сказал он ей. — Мне больно, однако я осуществилсвое желание».

Публика потянулась к выходу. Я спросил своего соседа о егоощущениях.

— Сами знаете. Вы же пишете об этом в своих книгах. Я незнал, однако слукавил:

— Может быть, и знаю. Но хочу убедиться.

Он поглядел на меня так, словно внезапно усомнился, что я —тот самый писатель, чьи книги он читал, и лишь потом ответил:

— Я вступил в контакт с энергией Вселенной. Бог прошел черезмою душу.

И вышел, чтобы не объяснять произнесенных им слов.

В пустом зале остались лишь четверо актеров, двое музыкантови я. Женщины отправились в туалетную комнату — наверное, переодеваться. Мужчиныснимали свои белые одеяния прямо здесь. Потом они спрятали канделябры и своиинструменты в два больших чемодана.

Человек постарше, который во время представления играл набарабане, стал считать деньги, раскладывая их на равные кучки. Мне показалось,что Михаил только теперь заметил мое присутствие.

— Я ждал, что вы придете.

— И, должно быть, знаете причину.

— Пропустив через свое тело божественную энергию, я знаювсе. Знаю, как начинаются войны, как зарождается любовь. Знаю, почему мужчинаотыскивает женщину, которую любит.

Я чувствую, что вновь иду по лезвию ножа. Если он знает, чтоменя привел сюда Заир, он не может не сознавать, что его отношения с Эстер —под угрозой.

— Поговорим как мужчина с мужчиной? Как мужчины, которыеоспаривают нечто ценное?

Я вижу, что он колеблется. И продолжаю:

— Я знаю, что больно ударюсь, вроде того человека, что хотелусесться между рогами буйвола. Но знаю, что заслуживаю этого. Заслуживаю из-затой боли, которую причинял, пусть и неосознанно. Не верю, что Эстер оставила быменя, если бы я уважал ее любовь.

— Вы ничего не понимаете, — произнес Михаил.

От этой фразы я впадаю в бешенство. Как смеет этот юнецговорить взрослому, пожившему, испытанному жизнью человеку, что тот ничего непонимает?! Однако надо взять себя в руки, вытерпеть унижение, сделать все, чтобудет необходимо, ибо я не могу больше жить в окружении призраков, порожденныхмоим воображением, не могу допустить, чтобы Заир по-прежнему властвовал надвсей моей вселенной.

— Может быть, я и в самом деле ничего не понимаю. Именнопотому я здесь. Для того, чтобы понять. Чтобы через понимание освободиться оттого, что произошло.

— Раньше вы понимали все, а потом вдруг перестали — покрайней мере так сказала мне Эстер. Для вас, как и для каждого мужа, пришелмомент, когда жена стала восприниматься как часть обстановки или утвари.

Меня так и подмывает сказать: «Пусть бы она мне об этом исказала. Пусть бы дала возможность исправить ошибку, а не променяла меня наюнца двадцати с чем-то лет, который очень скоро начнет поступать в точности,как поступал я». Однако произношу я совсем не эти слова:

— Я не верю, что это так. Вы прочли мою книгу, вы пришли вмагазин, где я раздавал автографы, потому что знали, что я чувствую, и хотелиуспокоить меня. Сердце мое — в клочьях. Случалось ли вам слышать о Заире?

— Я — мусульманин. Это понятие мне известно.

— Так вот, Эстер занимает все пространство моей жизни. Ядумал, что освобожусь от ее присутствия, если опишу все, что чувствую. Теперьдля моей любви слова почти не нужны, но ни о чем другом я думать не могу. Прошувас — я сделаю все, что вы захотите, но только объясните мне, почему онапредпочла исчезнуть. Вы сами только что сказали — я ничего не понимаю.

Это было довольно тяжко — просить любовника моей жены, чтобыпомог мне постичь произошедшее. Если бы Михаил не появился неделю назад вмагазине, где я подписывал экземпляры своей книги, может, и было бы достаточнотой минуты в соборе Витории, когда я принял свою любовь, когда я решил написать«Время раздирать и время сшивать». Судьба, однако, распорядилась иначе — ихватило всего лишь надежды на новую встречу с Эстер, чтобы нарушить шаткоеравновесие.

— Давайте поужинаем вместе, — сказал Михаил после долгойпаузы. — Вы и в самом деле ничего не понимаете. Но прошедшая сегодня через моетело будет великодушна к тебе.

Мы условливаемся о встрече назавтра. На обратном пути явспоминаю разговор с Эстер — месяца за три до ее исчезновения.

Мы тогда говорили о божественной энергии, проходящей черезчеловеческое тело.

***

— У них и в самом деле теперь другие глаза. Да, в нихпо-прежнему — страх смерти, но, помимо и поверх страха, — готовность ксамопожертвованию. Их жизнь обрела смысл, потому что им теперь есть за чтоотдавать ее.

— Ты говоришь о солдатах?

— О них. И — еще об одном. Это так ужасно, что я не могу егопринять, но и притвориться, будто не вижу, — тоже не могу. Война — это ритуал.Ритуал крови, но также и любви.

— Ты с ума сошла.

— Возможно. Я знавала своих коллег — военныхкорреспондентов: они ездят из страны в страну, словно обыденность смертисделалась частью их жизни. Они ничего не боятся, они встречают опасность каксолдаты. И это все — ради новостей? Не верю. Они просто уже не могут обойтисьбез ощущения опасности, без духа приключения, без впрыска адреналина. Один изних — семейный человек, отец троих детей — объяснил мне, что лучше всего ончувствует себя на поле сражения, хотя обожает свою семью и часами готовговорить о жене и детях.

— Для меня это непостижимо. Я не хочу вмешиваться в твоюжизнь, Эстер, но считаю: этот опыт не пойдет тебе на пользу.

— На пользу мне не пойдет жизнь без цели и смысла. А навойне каждый знает, что участвует в чем-то очень важном...

— Присутствует при историческом моменте?