и клубилась, а потом рассыпалась сотней летучих мышей. Летучие мыши явились вслед за ночными мотыльками. Их было много, они были силой. Пусть бездумной, но организованной. И сила эта билась хрупкими тельцами в окно между мирами, царапала стекло коготками, умирала ради того, чтобы Лера стала чуть более настоящей.

Она не успела отойти от окна, когда треснуло стекло, и крылатая армада ворвалась в ее мир. Она лишь успела закрыть лицо руками и закричать. А потом реальный и зазеркальный миры схлопнулись. Наступила кромешная тьма. И в этой тьме слышался тихий шепот, напевающий колыбельную. Не человеческий – куда более древний.

– Очнись! – велела темнота, и Лера открыла глаза.

Она лежала на больничной койке, заваленная тушками мертвых летучих мышей. В открытое окно вползал подсвеченный лунным светом туман. Пахло свежескошенной травой, дымом и можжевельником. Лера набрала полные легкие воздуха. Тело еще не знало, хочет оно вдохнуть полной грудью или заорать. Заорать не получилось – в горле было сухо, голова шумела и кружилась. Лера стряхнула с себя одеяло вместе с лежащими поверх него дохлыми летучими мышами, села. Голова закружилась еще сильнее, койка закачалась из стороны в сторону. Пришлось уцепиться за нее руками и зажмуриться, пережидая волну тошноты. Ждать пришлось долго. Тело, такое ловкое и такое послушное в том мире, в этом казалось совершенно беспомощным, словно чужим. Не открывая глаз, Лера провела руками по волосам. В этом мире она была почти лысой. Лысой, больной и никчемной! Хотелось воды и зареветь в голос. Лера открыла глаза, попыталась сфокусировать взгляд на прикроватной тумбочке. На тумбочке стоял пластиковый поильник, в поильнике плескалась вода. Поильник только с виду казался пластиковым, но весил столько, что дрожали руки. Лера пила жадными глотками, вода стекала по пересохшему горлу, причиняя одновременно и боль, и облегчение.

Поставив опустевший поильник обратно на тумбочку, Лера попыталась встать. Встать не получилось, получилось упасть. Ноги отказывались слушаться, позвоночник отказывался держать вес ее тела. Лежа на полу в окружении мертвых летучих мышей, Лера тихонечко заскулила. Тех сил, что она вытянула из этого крылатого полчища, хватило, чтобы вернуться в мир живых, но их явно не хватало, чтобы чувствовать себя в нем нормальным человеком.

Она лежала на спине, размазывая по лицу горячие слезы, и собиралась с духом, чтобы повторить попытку. Она не знала, в чем ее проблема. Может в голове, а может в позвоночнике. А может и в голове, и в позвоночнике. Может она вообще глубокий инвалид! Никому на хрен не нужный инвалид…

Лера лежала на полу, а в гудящей, плохо соображающей голове, крутилось что-то очень важное, но все время ускользающее. Она кому-то была нужна, но забыла кому. А может быть, просто придумала себе этого кого-то, чтобы было веселее лежать в коме. Она ведь была в коме? Или что с ней случилось? Что она вообще делает в этой совсем не похожей на больничную палату комнате? Кто ее сюда поместил? Кто платит за ее лечение? Где та женщина, которую она видела в своем видении? Есть ли она на самом деле?

– Эй, – прохрипела Лера. – Эй, помогите мне, пожалуйста! Кто-нибудь! Ау!

Никто не явился на ее зов, а это значит, придется самой. Как-нибудь… Потихонечку… Только бы хребет был цел…

Помогая себе руками, Лера сначала села, а потом, кряхтя и постанывая по-стариковски, встала на колени. Значит, цел хребет! Если бы был сломан, ничего бы у нее не вышло! Дальше пошло веселее, цепляясь за край кровати, она встала-таки на ноги, постояла, пережидая головокружение и шум в ушах, продолжая придерживаться за кровать, сделала несколько аккуратных шажков и только потом отпустила руки.

В голове пульсировала острая боль, перед глазами плавали радужные круги, но Лера могла стоять на ногах и могла передвигаться. Вот это главное! Нет, главное – это разобраться с чувством тревоги, которое грызло ее изнутри, заставляло действовать, гнало прочь из этой усыпанной дохлыми летучими мышами комнаты. Господи, откуда вообще они взялись? Почему их так много? Какая мерзость…

Или не это настоящая мерзость? Лера осмотрела себя. Из одежды на ней была какая-то идиотская ночнушка в горошек и памперс… Мама дорогая, памперс!!!

Пожалуй, памперс шокировал ее даже сильнее летучих мышей. Шокировал и неожиданно придал сил. От этой мерзости, от доказательства ее никчемности и беспомощности, нужно было срочно избавляться. И валить! Валить, куда глаза глядят!

Стараясь не наступать на дохлых летучих мышей, Лера подошла к шкафу. Выбор одежды в шкафу был небогат: набор простого хлопкового белья, белая футболка и синие штаны. Штаны, похоже, были пижамные, но выглядели прилично. Уж точно приличнее памперса!

Заграбастав с полки одежду, Лера на цыпочках, придерживаясь рукой за стену, вышла из палаты и оказалась в небольшом коридоре. В коридоре горел маленький светодиодный ночник, обозначающий вход в санузел, и слышался богатырский храп. Храп доносился из еще одной выходящей в коридор комнаты. Все так же, на цыпочках, Лера переступила порог этой комнаты, всмотрелась в темноту.

На кровати, натянув одеяло до самого подбородка, спала какая-то немолодая тетенька. На стуле, стоящем рядом с кроватью, была аккуратно сложена одежда, под стулом стояли белые кожаные тапки, а на вешалке висел медицинский халат. Спящая тетенька была то ли медсестрой, то ли сиделкой и, по всей вероятности, должна была присматривать за ней, за Лерой.

Лера выглянула в раскрытое по случаю жары окошко. Ее палата находилась на первом этаже небольшого здания. А здание, если судить по подсвеченным луной деревьям, находилось то ли в лесу, то ли в парке. И самое главное – на окнах не было решеток! Это очень хорошо! Это вселяет оптимизм!

Лериной оперативной памяти пока не хватало на то, чтобы понять, как и почему она здесь очутилась, но кое-что из своего боевого прошлого она все-таки помнила. В том прошлом были почти такие же аккуратные палаты в почти таких же аккуратных домиках, но на окнах были решетки – изящные, с завитушками, чтобы не вызывать у гостей дурных ассоциаций…

У Леры вызывали: и решетки с завитушками, и обрывки воспоминаний. Уж не оттуда ли взялось это острое чувство тревоги и не менее острое желание валить как можно быстрее?! Сначала валить, а уже потом разбираться, как она здесь оказалась, и что ей здесь лечат.

Сиделка, похоже, имела крепкие нервы и богатырский сон, если не проснулась, когда свалившаяся с кровати Лера звала ее на помощь. Это хорошо, потому что перед тем, как валить, нужно подготовиться.

Первым делом Лера осмотрелась. На прикроватной тумбочке стоял стакан с водой и лежал шоколадный батончик, а внутри на полке она нашла старенький дерматиновый кошелек. Вообще-то, Лера надеялась найти мобильный телефон, но обыск комнаты ничего не дал. Мобильника не было. Пришлось довольствоваться шоколадкой и кошельком. Кредитные карточки Лера не тронула, забрала лишь наличку. Получилось не слишком много, всего три с половиной тысячи, но на первое время этого должно хватить. Поскольку собственной обуви у нее не было, она прихватила боты сиделки. Благо, выглядели они почти новыми и подходили ей по размеру.

Оставалось сделать еще кое-что. Лера вышла в коридор и проскользнула в санузел. Свет она включила, лишь когда плотно прикрыла за собой дверь. Лучше бы не включала. Из зеркала на нее таращилась уродина: худющая, коротко стриженная, с синими кругами под глазами, в дурацкой ночнушке и в унижающем человеческое достоинство памперсе!

Наверное, нужно было спешить и не обращать внимание на такие мелочи, как личная гигиена, но униженное человеческое достоинство требовало реванша. Лера разделась так быстро, как только могла, сунула снятое барахло в мусорку, чтобы не шуметь, включила воду на минимум, приняла душ, вымыла голову, выдавила на палец зубную пасту, пошуровала во рту, надела чистую одежду, сунула босые ноги в белые тапки, снова посмотрела на свое отражение. Краше она не стала, но, определенно, стала чище. Рассовав по карманам штанов украденную шоколадку и деньги, она вышла в коридор, прокралась к входной двери. Дверь была закрыта изнутри на английский замок. Лера справилась с ним в два счета и уже через пару секунд оказалась на воле.

Глава 12

Снаружи было свежо, туманно и привольно. Впрочем, насчет третьего Лера сильно сомневалась. Жизненный опыт подсказывал, что там, где есть больничная палата с личной сиделкой, должна быть и охрана. И то, что на окнах ее палаты не было решеток, могло свидетельствовать лишь о том, что за нормального человека ее никто не держал, и прогнозы ее дальнейшего существования были весьма пессимистичными. Зачем коматознице решетки