такой жаре даже мочиться нет сил, а ты требуешь такого! Глупости.

Разговор сам сошел.

Путь на север занял много времени, как предупреждали степняки, был труден. Почти нет источников воды; потому приходилось пережидать полуденный зной в укромных местах. Для начала выгнав змей и пауков.

Песчаные горы возвышались чуть ли не на милю. Заросшие тропы были проложены между холмами. Это были природные творения, а не курганы, которые возводили степняки, вокруг царских могил.

Рифинские горы ушли за кромку мира, пики рассекло дымкой. От моря осталось только напоминание, лишь доносящиеся с востока запахи водорослей и воды.

Кроме сухих трав, ничто не украшало местность. Колючие кустарники не поддавались ни одним животным. Потому кочевники ушли. Степь не была мертвой, на что указывали звуки в сумраке, а так же хищные птицы, планирующие над серым морем.

От меловых гор болели глаза. Солнце отражалось от поверхности, придавая окружающему миру удивительный блеск и четкость. Способствовало это и тому, что воздух почти все время был сух.

Ни облачка, ясные ночи. Потому путь в темноте оказался даже легче, чем при свете.

Ямки сурков иногда мешали, но их удавалось заметить. Путники приноровились посохами проверять дорогу впереди.

Это спасало не только от травм, но и от укусов ядовитых тварей.

Пугало, с какой быстротой подходят к концу припасы. В особенности вода. Путники взяли ее в достаточном количестве, но знойная степь выжимала все. Помня об опыте степняков, люди разводили сырные шарики, делая горький напиток, утоляющий не только голод, но и жажду.

Только так удавалось продержаться. И все равно, уйдя далеко на север, Эгрегий принял решение отклониться в сторону. Не было примет того, что впереди местность изменится, встретятся люди, тем более поселения.

Зато на востоке уже где-то поблизости будет хора Каллиполя.

Звезды указывали путь лучше, чем любые тропы. Даже солнце, немного сместившееся на небосводе, служило отличным ориентиром.

Путь на восток занял еще больше времени. Проблемой было то, что приходилось прорубаться через заросли. Ни троп, ни дорог. Редкие в этих местах каменистые осыпи. Пустыри, засыпанные песком, на котором растут колючки. Сухие стебли ломались с таким треском, словно ветви деревьев. От каждого движения поднимались облака пыли, пыльцы и поспевших семян.

На стоянках возились, отцепляя колючки.

Семена цеплялись не только к шерстяной ткани, но даже к грязным ногам. Ни слой пыли, ни пот не мешали им.

– Да, штурмовать эти места… – Эгрегий покачал головой.

Потому ни один завоеватель не смог покорить фризийцев. С ними предпочитали торговать, а не воевать. Зато сами кочевники не гнушались грабежа.

За все время не встретился ни один кочевник. Лишь однажды путники набрели на нечто, похожее на развалины саманной хижины. От нее осталась только гора глины, перемешанной с навозом и соломой.

– Почему кочевники ушли? – спросила Хенельга.

Полагала, что тому была существенная причина. Эгрегий указал на более приземленную проблему: местность не могла прокормить стадо. По насмешке судьбы путники оказались в самом жарком месте региона. Знать об этом они не могли.

– Ты узнаешь что-нибудь?

– Да как тут узнать?! – разъярился Эгрегий. – Тут же нет никаких ориентиров! Сама попробуй тут разберись, ты же взяла на себя рисовать этот глупый путеводитель!

Он не бывал здесь никогда, но слышал о песчаной местности, где селились только духи и изгнанники. Где-то в сердце этой земли находится капище варваров. В самой глубине жаркой пустоши, недоступной для чужаков.

Можно лишь случайно набрести на капище. Только какая польза? Жрецы кочевников не живут там. Лишь раз в год, а то и реже посещают его для отправления неких ритуалов.

– Поселения будут находиться либо у моря, либо на реках, и все! – подытожил Эгрегий.

– Во Фризии находятся великие реки, – припомнила Хенельга.

Странное на ее взгляд утверждение, взятое из перипла, учитывая пустоту вокруг. Сухостой указывал на то, что даже под землей нет воды. Какие уж тут «Великие реки».

– Дальше они. За Горловиной. Нам еще не один десяток миль идти.

– Так мы задержимся, не успеем вернуться в Саганис до указанного срока.

– Вот уж беда! Виал задержится там, – и добавил: – не столько из-за нас. Не обольщайся!

Решили хотя бы до Каллиполя дойти, а там видно будет.

Колонисты вряд ли решат пленить чужаков, которые выглядят и ведут себя как кочевники. К степи они относятся настороженно.

Где расположен город, путники не знали. Да и там едва ли удастся пополнить припасы – на продажу нет ничего.

– Чем торгуют кочевники? – прощупала друга Хенельга.

Ее занимал тот же вопрос, что и Эгрегия. Она пыталась придумать выход. Нет ответа, только ссутулившаяся спина перед ней.

– Кочевники у нас, – продолжила она, – торговали шерстью, мясом, порой привозили фрукты.

– А тут думаешь иначе? У меня дома это с руками отрывали. Варварам целый район отдали, там торговали всякими безделушками. О! Резными, как у вас!

– Скирта большой полис?

– Огромный! – Эгрегий остановился, почесал голову, – не помню, сколько дворов.

– Если стены были…

– Дались тебе эти стены! Их тут вокруг сарая возводят. А ты говоришь – город!

Хенельга поняла, что ее друг просто не помнит. Это его сводит с ума. Любые напоминания о Скирте раздражают, потому так сложно выудить у него сведения о ней.

Понятно, что поселение на севере. Где-то на полуострове. На север от Каллиполя или где-то рядом? Эгрегий проворчал, не ответил.

По воспоминаниям Эгрегия, его вывезли из родного города на судне, которое долго шло вдоль берегов, прежде чем достигло пролива.

Вечность занял этот путь для мальчишки, судьбу которого решили за него.

Рельеф начал понижаться, в травяном море тут и там появлялись тропки. На некоторых даже угадывались следы. Да недавние! Такая перемена казалась удивительной, словно чудо.

В основном на песчаных тропинках отпечатывались следы шакалов, лапки птиц или полосы оставленные насекомыми, змеями. Одинокий след человека.

– Словно из воздуха возник, – отметил Эгрегий, разглядывая отпечаток.

Этот след был единственным на всей