Развалины протянулись по узкой вершине хребта. Сохранилось не больше трех улиц, что направлялись к расположенному вдали дворцу. Мостовые выложены огромными плитами, слишком правильными по форме, чтобы походить на творение человеческих рук.

На взгляд Виала мостовая чем-то напоминала дорогу в развалины резчиков. Лишь плиты были меньше, да выложены не так ровно.

Всего лишь сходство.

В лучах закатного солнца алые колонны дворца ясно видны. Уцелел только первый этаж, остальное лежало в камнях, перекрывая коридоры дворца. За алыми колоннами скрывались белые и синие стены, украшенные орнаментами.

Идти туда поздно. Пора было вставать на ночлег. Китор согласился, что сейчас слишком опасно бродить по развалинам.

– Вы не боитесь духов? – спросил Мустиф, оглядываясь.

Дорога назад еще была видна, вот только склон уже тонул в темноте.

– Тут все вымерло, – сказал Виал. – И давно.

– Покровители не покинули нас, – добавил Китор, а затем спросил у гирцийца: – Где расположимся на ночлег?

– Пожалуй, посреди развалин. Ни к южному, ни к северному краю я бы не подходил. Хотя те домики и выглядят лучше.

На северном краю некоторые строения сползали в пропасть. Со стороны казалось, что дома уцелели. В них сохранились оконные и дверные проемы, все стены. Это был обман, насмешка над незадачливыми грабителями.

Стена со стороны пропасти обвалилась, дверной проем открывался прямо в пустоту. Один неосторожный шаг и новый жилец навечно присоединится к погибшим древним.

Дома в центре хребта выглядели хуже, обрушились почти до основания. Зато земля под ними не грозила рухнуть. Впрочем, риск обрушения все равно оставался.

Выбрали ближайшее строение.

Виал надергал сухой травы, его ладони не чувствовали уколов колючек. Топливо быстро прогорит, но даст достаточно жара, чтобы согреть пищу. Китор не обманул, прихватил с собой много еды.

Был тут и кувшин с вином, который скоро ополовинили, а треть залили в котелок, побросали туда сушеных фруктов. Подсластив блюдо медом, наскоро перекусили и завалились спать. Каждый завернулся в собственный плащ. Ветер старался смести чужаков с хребта, но добился только того, что засыпал их песком.

Не дождавшись утра, путники наскоро собрались, промочили горло. От привкуса песка на зубах никак не удавалось избавиться. Виал между делом подумал, что этот песок может содержать частицы тех, кто тут жил. Словно таким образом древние собирались переселиться в благодатные земли.

– Не лучший отдых, – сказал Китор, кутаясь в свой плащ.

И хоть он как ладен был приучен стойко терпеть и холод, и жар, в этом месте даже ему приходилось тяжело.

– Просто передышка на пути, – успокоил Виал. – Уже вечером вернемся в лагерь.

– От этого мало что поменяется.

Виал пожал плечами. Не он сюда всех потащил.

Восходящее солнце слепило людей, поднимающихся по тропе к дворцу. К радости Виала ладен больше не останавливался у каждого домика, разглядывая остатки фресок, штукатурок и мозаик. Настоящее сокровище, если он предполагал его обнаружить, находится на вершине хребта.

Да только через завалы не удастся далеко проникнуть во дворец. Зато Китор сможет полюбоваться еще уцелевшими фресками.

Виал гадал, сколько из них уцелели за десятилетия, прошедшие с того дня, как он здесь был. Вечное движение песка было и благом, и злом для украшений. Песок мог как скрыть фрески и мозаики, защитить их от влаги, солнца, ветра, а мог и разрушить, нанеся глубокие царапины в изображениях.

С наступлением зимы на вершине хребта невозможно находиться. Поговаривали, что штормовой ветер уносит в море даже камни, размером с человеческую голову. Что для него какие-то рисунки на штукатурке.

Эти же шторма могли открыть потерянные изображения. Всего лишь для того, чтобы их уничтожить.

Ближе к дворцу руины почти полностью скрыты песком. Вмятины в земле напоминали о том, что тут находились дома. Уцелевшие постройки на краю пропасти выглядывали из-под слоя и будто цеплялись за ненадежную опору. Дорога скрылась под песчаным покровом. Приходилось идти вперед, утопая в колючем песке.

– Какая удивительная дорога! – восхитился Китор.

Виал согласился. Даже он испытывал легкий интерес при виде песка. Такое обычное с виду явление тут было уникальным. Песок образовался из различных элементов, что придавали ему затейливые цвета. Ветер постарался, разложив песчинки в уникальную картину.

Черные, желтые линии были природного происхождения, а цветные элементы принадлежали людям. Природа не уничтожила окончательно творение древних, но преобразовала его на свой лад. Вплела обломки в свою структуру.

Для ученых мужей существование этой дороги стало бы доказательством многих теорий. И таких, что отрицают богов, и таких, что подтверждают их существование. К счастью, эти умники редко покидают родные полисы, а чтобы кто-то из них забрался сюда…

Китор мог оценить красоту, тайный смысл творения ветра и смерти. Оценил и пошел дальше, ведь он вожак пиратской шайки, а не мудрец. Как любой знатный человек он лишь увлекался любомудрием, нежели занимался этим всерьез. Виал не понимал подобного увлечения, но не возражал. Ведь мудрецы охочи до редкостей, имеющих свою цену.

– Захвати с собой немного осколков, – предложил Виал.

– Боюсь, духи этой земли воспротивятся.

– Ерунда! Я уже таскал отсюда камни. И ничего.

Ладен уставился на гирцийца, не найдя слов. Сама мысль о том, чтобы обворовать древних, казалась жуткой. Не потому, что это грешно, а потому что гнев духов может настигнуть грабителя везде.

– Если желаешь, так я могу захватить для тебя пару безделушек. Только укажи.

Китор улыбнулся, кивнул. Такой вариант его вполне устраивал. Раз этот бесстрашный гирциец желает тревожить духов, так пусть рискнет. Тем более он утверждает, что уже проделывал этот трюк.

Как знать, вдруг окажется, что покровитель гирцийца сильнее других.

Сувениры из руин станут доказательством того, что Китор здесь был на самом деле. Это укрепит славу вождя, уверит спутников в его могуществе. Ведь на его стороне будут духи древних. Говорить о том, что это гирциец поднял безделушки, Китор не собирался.

– И ты, Мустиф, помалкивай, – предупредил Виал товарища.

– Я приучен молчать, от меня не ждут ответов.

– Молчание золото, но речь – дар