Козаки вошли в братства. Козаки стали сочленами и сотоварищами братств. Они принесли с собою средства, а главное, они принесли с собою страх.

После Сагайдачного долго не было особенно выдающихся гетманов и появлялись только отдельные лица, которые кратковременно вспыхивали, как метеоры. Между ними выделяются Павлюк, Остряница и Гуня.

Находясь под жестоким и невыносимым давлением, козаки послали польскому правительству депутатов, через которых требовали выполнения следующих пунктов:

1. Свободу православной церкви православного духовенства и уничтожения унии, — 2. спокойное проживание козацкого сословия в коронных и дедичных имениях Киевского воеводства, — 3. козацкий самосуд и право передачи собственных имуществ по завещанию, — 4. свободное хождение на рыбные и звериные промыслы, — 5. право вступления в службу иностранных государей, — 6. прибавку войскового жалованья, — 7. исключение Киевского воеводства от постоя киевских жолнеров, — 8. выдачи привелегии на киевское братство и юношеския школы, — и 9. право в случае каких либо преступлений, не раздавать имуществ лицам не козацкого сословия.

Между тем, стеснения не только не ослаблялись, а усиливались. Козакам запрещено было выбирать самим атаманов. Униаты пользовались покровительством, — православные являлись бесправными. «Потомки Острожского сделались гонителями православия: они построили в Константинове Доминиканский костел, оставили в Остроге в 1624 г. колегиум иезуитский. Дворянство польское непомерною гордостью и жестокостью восстановило против себя народ. Крестьяне были доведены до совершенного разорения, исправляли три дня в неделю барщину; также, по мере земель, давали некоторый оброк хлебом, каплунами, курами, цыплятами, — уделяли десятого барана, десятую свинью и десятый улей пчел, — от всех полевых плодов десятину и чрез три года третьего быка; возили дрова, исполняли тысячу других обременительных повинностей и, сверх того, платили наличными деньгами. К довершению бедствий народа, не одни храмы, но целые области поступали на откуп жидам, которые, взимая с крестьян положенную владельцами дань, увеличивали оную для собственной пользы» (Бантыш-Каменский).

На заявление же козаков о льготах поляки ответили выступлением для смирения бунтовщиков 30 т. войска под командою коронного гетмана Конецпольского. Дело, однако, закончилось примирением, причем из всего козакам позволено было выбирать себе гетмана, — но запрещено ходить на турок. Это запрещение было скоро нарушено.

В 1629 г. Богдан Хмельницкий подошел к самому Царьграду, пожег его пригороды и окрестности, задали султану и всем его обывателям «превеликий страх и смятение», а за тем разорили Килию, Измаил, Нальчик, Варну и Сизебам, и с великою добычею вернулись домой. Это было в гетманство Михаила Дорошенка.

В 1625 г. козаки, не видя для себя нигде защиты, решили обратиться к Московскому Царю. Луцкий епископ Исакий, от имени Киевского митрополита, ходатайствовал у патриарха Филарета о принятии Малороссии и запорожских казаков под высокую державу русского Царя. Царь Михаил Федорович ласково отнесся к козакам, обещал защиту и послал дары, но еще не приспело время полного присоединения Малороссии к России.

После смерти Дорошенка, явилось два гетмана Григорий Чорный и Тарас Трясило. Первый держался поляков, — второй против поляков. Захватив и казнив Чорного, Трясило вновь предъявил к полякам требования, главным образом, вывести из Украйны жолнеров.

В ответ на это вновь выступил против козаков Конецпольский. Передовым его отрядом командовал Самойло Лащ, который «ни Бога не боялся, ни людей не стыдился, позорил женщин, бесчестил девиц и немилосердно побивал мущин». Это был «человек зверь». Тарас Трясило выступил против Конецпольского. Встретились у Переяславля.

«Конецпольский прямо повел атаку на стан козаков, несколько дней сряду старался ворваться в оный, но тщетно. Повидимому, малороссияне, оборонявшиеся отчаянно, не осмеливались действовать наступательно. Не так было на деле. План кампании оказался обдуманным со стороны вождя их, и хитрость взяла верх над искусством. Вскоре наступил праздник, поляками именуемый Панским тялом. Начались увеселения в лагере неприятельском, сопровождаемые пушечною пальбою. Конецпольский мнил устрашить козаков громом орудий, но вместо того, одушевил своих противников новою храбростию. Наступила ночь. Гетман козацкий вывел ползком знатную часть пехоты из стана и на рассвете ударил с двух сторон на лагерь польский, — вломился в средину оного, предал острию меча множество поляков, обратив остальных в бегство, перетопил значительную часть в реке, овладел обозом и артиллерией их»… Эта ночь была названа Тарасовою ночью.

Козаки двинулись очищать Малороссию от поляков. Тысячи жидов гибли от меча и огня. Гибли и поляки. И тех и других умерщвляли без пощады. Удовлетворив чувству мести, козаки разошлись по домам.

Поляки вновь принялись за «окончательное» истребление Запорожья. Прежде всего было запрещено козакам нарушать мир, как на море, так и на суше. Запрещено было отпускать козакам лесные материалы, провизию, порох, пули и вообще ничего, что требуется для экскурсии.

Отцы не смели отпускать своих сыновей в запорожское войско. Всякий шляхтич, который будет принимать участие, или помогать козакам делать походы, или участвовать в дележе добычи, — будет жестоко наказан. Кроме того, французскому ннженеру поручено было устроить крепость-замок в Кейданах, — на что француз Марион получил 100 тысяч злотых. Крепость была в Кейданах быстро устроена и считалась неприступною. Козаки, видимо, должны были погибнуть. Но в это время запорожцы под предводительством Сулимы вышли в море Русское, затем в Азовское и потом опять в Русское, где произвели жестокое разрушение турецких и татарских побережий и благополучно возвращались домой. На обратном пути Сулима увидел диковинку-крепость в Кейданах. Не долго думавши, запорожцы бросились на нее. Замок был взят. Француз Марион и поляки перерезаны и от крепости не осталось и следа.

Ну что вы будете делать с такими разбойниками?… Не долго, однако, бушевал Сулима. Его поймали и в Варшаве четвертовали.

На сцену выступает Грибовский, а потом Павлюк. Павлюк, по происхождению турок, был лихой запорожец и голову свою сложил за защиту православной веры. Как только он кликнул клич, со всех концов пошли к нему козаки. Застонала Польша, ксендзы и жиды. То руховал Павлюк. Но не долго длилось это лютованье.

Поймали Павлюка поляки, отправили в Варшаву и там с него с живого содрали кожу.

Теперь для смирения запорожцев поляки решили послать в Запорожье два полка. О своей такой милости поляки послали послов на Сичь известить запорожцев, причем требовали выдачи Скиданя и Чечуги. Но запорожцы на требование польского посла отвечали тем, что заковали присланных к ним послов и оставили на берегу Днепра какое то «очень неутешительного содержания письмо» (Д. И. Эварницкий). Поляки скоро удалились из Запорожья, опасаясь за свое жизненное благополучие. Оказалось, что Запорожье далеко не простая штука.

Теперь выступают