– Ну и попал же ты в переделку, – сказал я. – Когда умертвой друг, IRS вместе с исполнителем его завещания вскрыл все депозитные ящики.Энди улыбнулся:

– Все не так плохо. Мы позаботились о такой возможности.Ящик зарегистрирован на имя Питера Стивенса, и каждый год компания юристов,являющаяся исполнителем завещания Джима, посылает в банк чек. Рента вноситсяисправно.

Питер Стивене находится в этой коробке, и рано или поздно онвыйдет наружу. Водительские права просрочены на шесть лет, потому что Джим умершесть лет назад, но ничего не стоит восстановить их за пять долларов. Вкоробочке также расположены биржевые сертификаты и два десятка тысячедолларовыхоблигаций. Я присвистнул.

– Питер Стивене надежно заперт в ящике портлендского банка,а Энди Дюфресн еще более надежно заперт в Шоушенке. Вот ведь в чем проблема. Аключ, которым можно открыть ящик с документами, деньгами и новой жизнью,находится под черным стеклом на Бакстонском лугу. Скажу больше, Ред, последниедвадцать лет я с необычайным интересом проглядывал газеты, выискивая в них всеновости, касающиеся новых строительных проектов в Бакстоне. И в один прекрасныйдень, подозреваю, мне придется прочитать, что через луг проложили магистральили начали строить там новый госпиталь или универмаг, похоронив мою новую жизньпод десятью футами бетона.

– О боже, Энди, если все это так, как ты еще не сошел с ума?Он улыбнулся: – Все спокойно на западном фронте. – Но возможно, через годы…

– Да, возможно. Но есть вероятность, что я окажусь насвободе чуть раньше, чем этого хотят государство и Нортон. Я не могу позволитьсебе ждать долго. Я думаю о Зихуантанезо и своем отеле. Это все, чего я теперьхочу от жизни. Я не убивал Глена Квентина, и жену свою тоже не убивал, и этототель… не так уж многое из всего, что может хотеть человек. Купаться, загоратьи спать в комнате с открытыми окнами… не так уж это много. Естественноечеловеческое желание.

Он отбросил свои камешки и продолжил, глядя мне в глаза,довольно бесцеремонно:

– А знаешь, Ред, в этом месте мне непременно понадобитсячеловек, умеющий крутиться и доставать вещи.

Я долгое время думал об этом разговоре. И почему-то мне дажене казалось абсурдным, что мы обсуждали такие проекты на вонючем тюремном дворепод.пристальными взглядами вооруженных до зубов ребят на вышках.

– Не могу, – ответил я. – Там я ничего не могу. Я привык ксвоей несвободе. Здесь я человек, который может все – по крайней мере, многое.Но там, на свободе, мои способности не будут нужны никому. И если ты хочешькупить открытки или полировальные подушечки, у тебя всегда под рукой каталогилюбого крупного универмага. Здесь я выступаю в роли этого чертового каталога. Атам… просто непонятно, с чего начать. И непонятно, как.

– Не приуменьшай своих достоинств. Ты самоучка, человек,который всего в жизни добился сам. Совершенно замечательный человек, на мойвзгляд.

– О дьявол, у меня нет даже диплома высшей школы.

– Я знаю. – Ответил Энди.

– Но не бумажка создает человека. И не тюрьма егоуничтожает.

– За пределами этих стен я буду ничем, Энди. Это точно. Онвстал.

– Обдумай мои слова, – негромко произнес он и пошел прочь,как если бы один деловой человек на свободе сделал конкретное предложениедругому деловому человеку. И на какое-то мгновение я действительно почувствовалсебя свободным. Да, Энди может делать чудеса. Благодаря ему я на время забыл отом, что оба мы осуждены пожизненно, забыл о ребятах на вышках икоменданте-баптисте, которому нравится Энди Дюфресн, находящийся в Шоушенке, инигде больше. Ведь Энди для него – как домашняя зверушка, обученная заполнятьведомости и проводить счета. Совершенно замечательное создание!

Но ночью в камере я вновь стал заключенным. Идея быласовершенно абсурдной, но она зацепила мое воображение, как крючок. Видениеголубой воды и белого песчаного пляжа теперь было скорее жестоким, чемидиотским. Я не умел носить тот невидимый пиджак, что отличал Энди от всех нас.Я провалился в мучительный скверный сон. Я видел огромный черный камень в формегигантской наковальни посреди луга. Я пытался поднять его, чтобы вытащить ключ,но чертов валун был необыкновенно тяжел, и я даже не сдвинул его с места. Игде-то вдали слышался лай ищеек…

Теперь, думаю, стоит немного рассказать о побегах. Конечно,они случаются время от времени в нашей милой семейке. Через стену, конечно, выне перепрыгнете при всем своем старании. Прожектора освещают пространство всюночь, протягивая длинные белые пальцы через поля, которые окружают тюрьму стрех сторон, и зловонное болото с четвертой стороны. Заключенные иногдаперебираются через стену и всегда попадают под луч прожектора. Даже если этогоне происходит, копы подбирают беднягу, пытающегося голосовать на шестой илидевятой магистрали. Если они пытаются пробираться сквозь фермерские угодья,кто-нибудь непременно позвонит в тюрьму и сообщит местонахождение беглеца. Теребята, которые пытаются бежать через стены, просто кретины. В сельскойместности человек, бегущий по полям в сером тюремном костюме, находится вхудшем положении, чем таракан, забравшийся на блюдо с пирогом посреди стола.

Ребята, которые действуют оптимально, всегда согласуются стребованиями момента. Они просто ловят счастливый случай и применяют всю своюсообразительность, чтобы его не упустить. Многие бежали в грудах белья изпрачечной, что машина вывозит за ворота тюрьмы. Когда я еще только попал вШоушенк, таких случаев было много, и поэтому теперь администрация стала болеебдительно следить за этой лазейкой.

Знаменитая программа Нортона «Путь к искуплению» породилановые варианты побега. Нет ничего проще, чем аккуратно прихватить грабли ипойти прогуляться в кустах, пока охранник отходит за стаканчиком воды или двоеохранников увлечены перебранкой так, что мало что вокруг себя замечают.

В тысяча девятьсот шестьдесят девятом заключенных отправилина картошку. Было уже третье ноября, и вся работа была выполнена почти доконца. Один из охранников по имени Генрих Пух – теперь он уже выбыл из нашейсчастливой семейки – сидел на бампере комбайна и спокойно завтракал, положивкарабин на колени. И тут из осеннего легкого тумана реализоваласьдесятидолларовая купюра. Она медленно кружилась в морозном воздухе, и Пухрешил, что в его бумажнике эта штука будет смотреться куда лучше. Пока онсосредоточил свое внимание на том, чтобы поймать бумажку, улетающую от него вслабом осеннем ветерке, трое заключенных тихо смылись. Двоих из них вернули.Третий не найден по сей день.

Но самый знаменитый случай, наверное, это побег, которыйсовершил Сид Недью. Дело было в 1958 году. Сид линовал бейсбольное поле дляпредстоящего в субботу матча, когда послышался свисток, извещающих охрану отом, что уже три часа и пришла новая смена. Когда ворота открылись,отдежуривший патруль направился к выходу, а охранники, заступающие на смену,пошли на тюремный двор. Как всегда, смена охраны сопровождалась громкимиприветствиями, похлопываниями по спине, бородатыми шутками… Сид просторазвернул линовочную машину в направлении ворот и поехал, оставляя за собойбелую полосу на протяжении всего пути до ямы, находящейся уже далеко запределами тюремной территории, где перевернутая машина была обнаружена в грудеизвестки. Понятия не имею, как ему это удалось. Он просто ехал на этойштуковине, оставляя за собой клубы известковой пыли. Был ясный денек,охранники, покидающие тюрьму, были рады наконец уйти, а их сменщики былислишком огорчены тем, что заступают на работу, и никто из них не дернулсявовремя, чтобы остановить линовочную машину, к тому же совершенно невидную вклубах пыли. И пока все эти парни отряхивались и чихали, Сида и след простыл.