Эзра показал мне брошюру о «Бель эспри», — мисс Барниразрешила ему поместить на обложке фотографию своего маленького греческогохрама. Идея «Бель эспри» состояла в том, что мы все будем отдавать часть своегозаработка в фонд мистера Элиста, чтобы вызволить его из банка и дать емувозможность заниматься поэзией, не думая о деньгах. Мне эта идея показаласьнеплохой: когда мы вызволим мистера Элиста из банка, сказал Эзра, мы будемделать то же и дальше, пока все не окажутся устроенными. Я внес небольшуюпутаницу, называя Элиста «майором Элиотом», словно путая его с майоромДугласом, экономистом, идеями которого восторгался Эзра. Но Эзра понимал, чтонамерения у меня самые добрые и я предан «Бель эспри», хотя ему и былонеприятно, когда я просил у моих друзей денег на вызволение майора Элиста избанка и кто-нибудь непременно спрашивал, что, собственно говоря, майор делает вбанке, а если его уволили в запас, то почему он не получил пенсию или хотя быединовременное пособие. В таких случаях я говорил друзьям, что все это к делуне относится. Либо у вас есть «Бель эспри», либо нет. Если есть, то вы внесетеденьги, чтобы вызволить майора из банка. Если же нет, то очень жаль. Неужели выне постигли значения маленького греческого храма? Я так и знал. Очень жаль,приятель. Оставь свои деньги при себе. Нам они ни к чему. Как член «Бель эспри»я активно участвовал в этой кампании, и в те дни моей заветной мечтой былоувидеть, как майор энергичной походкой выходит из банка свободным человеком. Яне помню, каким образом «Бель эспри» в конце концов развалилось, но, кажется,это было как-то связано с выходом в свет поэмы «Опустошенная земля», за которуюмайор получил премию журнала «Дайел», а вскоре какая-то титулованная дамасогласилась финансировать журнал Элиста «Критерион», и нам с Эзрой больше ненужно было о нем беспокоиться. Маленький греческий храм, кажется, все еще стоитв саду. Меня всегда огорчало, что нам так и не удалось вызволить майора избанка с помощью одного только «Бель эспри»; в мечтах я видел, как он приезжает,чтобы поселиться в маленьком греческом храме, и, может быть, Эзра взял бы меняс собой, и мы забежали бы туда увенчать его лаврами. Я знал, где можно наломатьпрекрасных лавроз, и поехал бы за ними на своем велосипеде. А еще я думал, чтомы могли бы увенчивать его лаврами каждый раз, когда ему взгрустнется или когдаЭзра кончит читать рукопись или гранки еще одной большой поэмы вроде«Опустошенной земли». С точки зрения морали все обернулось для меня наихудшимобразом, так как деньги, предназначенные мною для вызволения майора из банка, явзял с собой в Энгиен и поставил на лошадей, которым дали стимулирующиесредства. На двух скачках эти стимулированные лошади обошли нестимулированных инедостимулированных лошадей, за исключением одного заезда, когда наша лошадьбыла до того перестимулирована, что перед стартом сбросила жокея и, вырвавшись,прошла полный круг стипль-чеза, совершая без жокея такие великолепные прыжки,какие удается проделать только иногда во сне. Когда ее поймали и жокей сел вседло, она повела скачку и шла с честью, как говорят на французских ипподромах,но не взяла ничего.

Мне было бы намного приятнее, если бы эти проигранные деньгипопали в «Бель эспри», которого уже не существовало. Но я утешился мыслью, чтоблагодаря остальным удачным ставкам я мог бы внести в «Бель эспри» значительнобольше, чем намеревался вначале.

Знакомство с Гертрудой Стайн оборвалось довольно страннымобразом. Мы стали с ней большими друзьями, и я оказывал ей немало практическихуслуг — пристроил ее длинную книгу в журнал Форда, помог перепечатать рукописьи читал гранки, и мы стали даже более близкими друзьями, чем мне бы хотелось.Дружба между мужчиной и знаменитой женщиной бесперспективна, хотя она можетбыть очень приятной, пока не станет чем-то большим или меньшим; с честолюбивымиженщинами-писательницами она еще менее перспективна. Однажды, когда меняупрекнули за то, что я давно не появлялся на улице Флерюс, 27, а я оправдывалсятем, что не знал, застану ли ее дома, мисс Стайн сказала:

— Но, Хемингуэй, моя студия в вашем распоряжении. Неужели выэтого не знаете? Я не шучу. Заходите в любое время, и горничная (она назвала еепо имени, но я забыл его) подаст вам, что нужно, а вы располагайтесь как дома иждите меня.

Я не злоупотреблял этим разрешением, но иногда все жезаходил к ней, и горничная предлагала мне выпить, а я смотрел на картины и,если мисс Стайн не появлялась, благодарил горничную, оставлял мисс Стайнзаписку и уходил. Мисс Стайн и ее приятельница готовились уехать на юг вавтомобиле мисс Стайн, и в день отъезда мисс Стайн попросила меня зайти днемпопрощаться. Она приглашала нас с Хэдли приехать к ней, но у нас с Хэдли былидругие планы, и поехать мы хотели в другие места. Естественно, об этом неупоминалось: ведь можно выразить горячее желание приехать, а потом что-нибудьвдруг помешает. Я кое-что знал о методах уклонения от приглашений. Мне пришлосьих изучить. Много позднее Пикассо рассказывал мне, что всегда принималприглашения богачей, потому что это доставляло им большое удовольствие, нопотом обязательно что-нибудь случалось и он не мог пойти. Но к мисс Стайн этоне имело никакого отношения, он имел в виду других.

Был чудесный весенний день, и я пошел пешком от площадиОбсерватории через Малый Люксембургский сад. Конские каштаны стояли в цвету, наусыпанных песком дорожках играли дети, а на скамейках сидели няньки, и я виделна деревьях диких голубей и слышал, как ворковали те, которых я увидеть не мог.Горничная открыла дверь прежде, чем я позвонил, предложила мне войти ипопросила подождать. Мисс Стайн спустится сию минуту. Время обеда еще ненаступило, но горничная налила в рюмку водки, протянула ее мне и веселоподмигнула. Бесцветный спирт приятно обжег язык, и я не успел еще проглотитьего, как вдруг услышал, что кто-то разговаривает с мисс Стайн так, как я неслышал, чтобы люди разговаривали друг с другом. Ни разу, никогда, нигде!

Потом послышался голос мисс Стайн, жалобный и умоляющий:

— Не надо, киска, не надо. Пожалуйста, не надо. Я на всесогласна. Я проглотил водку, поставил рюмку на стол и пошел к двери. Горничнаяпогрозила мне пальцем и прошептала:

— Не уходите. Она сейчас спустится.

— Мне нужно идти, — сказал я и старался не слушать, покавыходил из комнаты, но разговор продолжался, и, чтобы не слышать, мнеоставалось только уйти.

То, что говорилось, было отвратительно, а ответы ещеотвратительнее.

Во дворе я сказал горничной:

— Пожалуйста, скажите, что я встретил вас во дворе. Что немог ждать, потому что заболел мой друг. Передайте пожелания счастливого пути. Янапишу. — C`est entendu[30] мосье. Какая досада, что вы не можете подождать.

— Да, — сказал я. — Какая досада.