Поскольку я совершенно предал себя в руки Саада Али, мне нечего было сказать, когда, вернувшись в лагерь, я обнаружил, что он не занят нашими военными делами, а печет хлеб. Хотя Саад был совсем не религиозен (за молитвой я его видел только в кругу единоверцев, когда ритуала избежать было невозможно), как и все добрые сенусси, он ненавидел консервы, пищу неверных, и ел их только в случаях по-настоящему исключительных. Поэтому он преисполнился такой решимости испечь хлеб. Вырыл в земле небольшую ямку, выстлал ее плоскими камнями и запалил жаркий костер из сухих веток. На гладком валуне он смешал муку с водой и солью, замесил тесто и хорошенько отбил его, по локоть в белой пыли, со счастливой дьявольской улыбкой на лице. Когда огонь прогорел почти до углей, он сгреб всю золу, очистив горячие камни, выложил на них аккуратные круглые лепешки, снова присыпал их оставшимися угольками. Тут он как будто забыл о своем хлебе, куда-то ходил, занимался другими делами и в итоге прикорнул под деревом. И вдруг вскочил, заорав Хамиду: «Хлеб готов!», и они вдвоем стали впопыхах сметать угли и золу, чтобы не пропустить критический момент, после которого хлеб бы сгорел. Получились лепешки диаметром примерно тридцать сантиметров и толщиной в пять, которые достали из очага и оставили остыть. Обугленную корочку с краев надлежало сре́зать, а сам хлеб, даже без дрожжей, получился плотным, хрустящим и вкусным. Мы закусили им с сыром, выпили чаю и стали готовиться ко сну.

На закате Саад Али отправил Хамида привести с пастбища нашу несчастную лошадь. Он решил отправить гонца найти Метваллу ибн Джибрина, который, по его мнению, должен был сейчас стоять у одного из колодцев в окрестностях Ремтеят, чтобы уговорить того приехать встретиться с нами. Хамид получил подробные инструкции – куда ехать, на что обращать внимание и что говорить. Повторив все указания вслух, он скрылся в собиравшихся сумерках.

Следующий день мы с Саадом провели то беседуя, то подремывая. Наступившим утром Хамид так и не появился, и в течение еще одного дня тоже. Поэтому мы снова спали и разговаривали. Кроме нас вокруг не было ни души, не считая примеченной нами совы, которая периодически перелетала с дерева на дерево. Несмотря на зеленые леса и обилие растительности, Джебель по большей части безжизнен. Причина – в отсутствии источников воды, животным тут нечего пить. Сова, однако, как-то справлялась, и ее мрачные крики нарушали тишину и днем, и ночью. На местном диалекте сова – бума. И Саад, который ждал возвращения Хамида со все большим нетерпением, вдруг крикнул ей: «О, Бума, как видишь, мы все еще здесь, в вади Бума, рядом с Каср-Бума (замком совы), пьем воду из Бир-Бума (колодца совы). Мы явились сюда биться с врагом, а все, что здесь нашли, это ты, Бума. На старости лет майор и я, если сохраним еще дар человеческой речи, будем сидеть, потягивая чай, и вспоминать деяния наши славные в битве при Буме». Птица несколько раз ухнула, и Саад продолжил: «О, Бума, не передразнивай бедного Саада. Он доверил ничтожному Хамиду, побившему стаканчики, единственную лошадь. Саад доверился, Хамид пропал, а лошадь, вероятно, сломала ногу. Если только сподобит нас вернуться в Египет, друзья спросят: “Скольких христиан вы сразили, о воины?”, и мы ответим: “Ни одного. Все время мы лишь сидели и слушали Буму”».

Я догадался, что было на уме у Саада. Он хотел сам пойти и привести Метваллу ибн Джибрина или еще кого-то столь же уважаемого, но опасался, что, если оставит меня сейчас, я подумаю, что он решил бежать. С другой стороны, отправиться дальше вдвоем мы тоже не могли, ведь в таком случае пришлось бы бросить наши припасы, чего совершенно не хотелось делать. И, более того, начало операции требовало особой осторожности, чтобы не скомпрометировать кого-либо. А я слишком очевидно выглядел как британский офицер, и мой арабский был слишком плох, чтобы рисковать встречей не с теми людьми. Поэтому я сказал Сааду: «Не греши на Буму, она составит мне прекрасную компанию, и мы хорошо проведем время». Он состроил смешную мину, но сказал только: «Я вернусь через сутки».

На следующее утро, третье с момента нашего прибытия в вади Бума, Хамид так и не вернулся. Саад собрал вещмешок и ушел. Напоследок он посоветовал мне затаиться, а если меня заметят какие-то арабы, сказать, что мой верблюд сбежал и мой провожатый, хабир, отправился на его поиски. О своих намерениях лучше было не говорить ничего, кроме того, что я направляюсь на север. Если бы Саад не вернулся в течение двух дней, мне следовало как можно быстрее возвращаться на юго-запад к Шеграну.

Так я остался наедине с Бумой и, сев под склоном, принялся за «Жизнь Веллингтона» авторства Филипа Гведаллы. Следующим утром я был на том же месте, окруженный тишиной и абсолютно счастливый. Все, что от меня зависело, я сделал. Теперь оставалось только ждать, чтобы мои планы принесли плоды. А пока они не созрели, я был свободен, не беспокоился и не переживал. На войне я отдыхал только в эти периоды ожидания. И они настолько освежали, что потом, когда приходилось потрудиться, это никак на меня не давило.

Ближе к вечеру у дальней опушки я увидел движение под деревьями, из леса вылетел всадник. Гарцуя, Саад Али резко затормозил передо мной, спрыгнул с коня, кратко поздоровался и поинтересовался, как поживает Бума. «Я привел Метваллу ибн Джибрина. Он в лесу со своими друзьями. В седло, майор, скорее».

Саад, что редкость для арабов, был человек расторопный, к тому же тот еще пройдоха. Он помог мне быстрее взобраться на его кобылу, чтобы произвести достойное впечатление на его друзей. Но арабские стремена, подтянутые под короткие ноги Саада, болтались у меня прямо под коленями, так что вид получился не слишком величественный. Тем не менее Метвалла, с двумя спутниками ожидавший нас под деревьями, степенно приветствовал меня, когда я наконец слез с седла, и после формального знакомства и взаимных комплиментов попросил этим вечером разделить его гостеприимство.

Поодаль стояли лошади и три верблюда в сопровождении погонщиков Метваллы, которых Саад привел, чтобы погрузить наши запасы. Вернувшись с ними, он прервал наши любезности и, проскакав мимо, крикнул: «Обсудим все вечером. Скорее, прочь от Бумы!» Обернувшись ко мне, он низко ухнул по-совиному, в своей неподражаемой манере.

Глава II

Сельская жизнь

Наступила ночь, и мы спешились среди