Тот ответил извиняющейся улыбкой.

– Прости-прости, тени на твоем лице легли идеально. Я просто подумал о том, какие краски стоило бы использовать для такого сложного освещения.

Свет удачно очерчивал острую линию скул и серо-синие глаза Предвестника, которые стали почти черными в окружающем полумраке.

Адам любил рисовать людей.

– Так нарисуй меня, наконец! – воскликнул Ликс, шутливо толкая друга в плечо.

Тот помахал на него рукой, словно пытался отогнать.

– Да что ты говоришь? Бесплатно не работаем! Да и не могу я взять на себя такую ответственность.

– Почему?

– Когда рисуешь человека, можешь легко ошибиться с пропорциями или линиями на лице. Они отображают судьбу. Вдруг я изменю ее или испорчу? Никто не в праве выбирать жизнь для другого. Разве что Предвестник, верно?

Седьмой невольно нахмурился, услышав интонацию, с которой был задан последний вопрос. Она показалась ему слишком тяжелой и обвиняющей. Однако, обернувшись, он увидел все ту же смущенную полуулыбку, отчего ощутил, как тревога отступила.

– Так что там с небом? – напомнил он.

– Да, точно! Ты ведь никогда не оставался у родителей Джейкоба на ночь? Небо там и правда почти черное, как бархат, такое очень непросто изобразить на картине, а трава сочная и зеленая, много яблонь, – мечтательно размышлял парень. – Ты мог бы приехать погостить на несколько дней, если хочешь, конечно.

– С удовольствием!

– Я сделаю кофе. Тебе как обычно? – Адам неожиданно поднялся на ноги.

Задумавшийся Ликс на автомате кивнул и поблагодарил друга, который через мгновение скрылся в люке на крыше. Слова Адама о том, что Предвестник вправе выбирать, жить человеку или нет, все никак не покидали разум Феликса.

* * *

Наши дни

– В один из рабочих вечеров Адам сильно задержался в агентстве и сказал уходить без него. Что удивительно, мы никогда не шли домой порознь, но он был непреклонен и показался мне агрессивнее и грустнее обычного. Однако перед моим уходом он даже обнял меня на прощание и поблагодарил. А до этого подарил свою любимую картину и лучшую кисть, сказав, что это на память. Я ничего не заподозрил. Идиот. – Джейкоб до боли стиснул зубы. – Пара кварталов была у меня за спиной, когда я понял, что забыл наушники, поэтому вернулся.

Кевин подошел к нему, положил руку на плечо и тихо вдумчиво проговорил:

– Не вини себя. Ушедшим от этого лучше не станет. – В его холодном ровном голосе послышались нотки тепла и сочувствия, за которые рыжеволосый жадно ухватился.

– Спасибо, – тяжело вздохнул он.

Лукас посмотрел на Третьего, их взгляды пересеклись. В глазах Кевина читалась невысказанная просьба, которую Нулевой понять не смог или не захотел. Слова, сказанные его другом, вызвали множество противоречий и всколыхнули старые воспоминания, от которых всегда начиналась мигрень. И этот раз не стал исключением. Слишком много разговоров о прошлом за одну ночь. Лукасу хотелось сбежать из комнаты, прогуляться по диким лесам и побегать по крышам, наконец поддаться детским эмоциям, которых он так тщательно избегал.

Джейкоб продолжил:

– Когда я вернулся в агентство, то увидел…

* * *

10 дней назад

Ночной полумрак облепил подтянутый силуэт. В обжигающе холодном металле пистолета блестели огни ночного города, словно за его спиной пылали языки пламени. По комнате эхом прокатился глухой кашель, раздирающий горло и легкие. Парень согнулся пополам, опершись на стол, и содрогнулся от сильного приступа. Его руки и рубашка снова окрасились в красный.

Переведя дыхание, парень начал осматриваться по сторонам. В его поле зрения попал пистолет, он повертел его в руках, задумчиво рассматривая и представляя, как его можно было бы нарисовать, какие цвета использовать и как сделать замесы[9]. Он всегда так делал: разбивал интересующий его цвет на составляющие и представлял, как бы смешал его, в каких пропорциях и какой плотности.

Сейчас в мыслях парня крутилось множество вопросов, на которые, как ему казалось, он уже давал четкие ответы, но теперь они казались ему в корне неверными. И искать новые уже не хотелось.

Время стало другим: оно тянулось медленно и плавно, словно горячая карамель в руках умелого кондитера. Минута считается маленьким отрезком времени и пролетает незаметно, но сейчас Адаму казалось, что каждое такое мгновение содержало в себе одну жизнь и было длинным, мучительным.

Он отсчитывал про себя: «Еще один патрон жить, еще десять шагов по комнате, еще одно нажатие на курок, еще один вздох. Как же долго».

Но главная и самая горькая мысль била набатом в его голове: «Феликс. Ненавижу. Прости». Всего три, казалось бы, никак не связанных друг с другом слова вызывали желание поскорее застрелиться.

Прохладный воздух разбавил плавный протяжный выдох.

Адам отошел от стола, встал спиной к балкону в центре кабинета – так, чтобы не удариться обо что-нибудь, когда будет падать.

«Кажется, ничего не забыл».

Его сильно тошнило, в горле стоял ком, а лицо стало белым, как бумага. Тело совсем не слушалось, и левая рука с оружием не желала подниматься. Он переложил пистолет в правую, потом обратно, но тщетно. Казалось, что-то все-таки забыл. Мысли гудели роем, голова работала, отдавая приказы телу, но то не слушалось. Каждая частица его души, мозга, сердца и тела думала о двух предательствах, которые изменили его жизнь. И одно из них совершил он сам.

Парень наконец смог совладать с собой. Пистолет уже упирался в висок, было слышно, как щелкнул предохранитель, и чувствовалось небольшое металлическое колебание, отдающееся в кости.

Адам глубоко вдохнул, мысленно прочитал молитву, поблагодарил всех и тихо-тихо, почти неслышно прошептал:

– Мама, папа, я иду. Я найду вас. Клянусь.

Но что-то заставило его повернуть голову. Он решил, что увидел иллюзию: глаза Джейкоба. Такие родные, но почему-то испуганные. Это сбило его с толку, ведь уставшее сознание не сразу разобралось, что было реальностью, а что – вымыслом.

Глава 13

Рыжеволосый застыл в открытом дверном проеме, на его лице появилась гримаса ужаса. Он заговорил, стараясь унять дрожь в голосе и звучать убедительно и мягко:

– Адам, успокойся, дыши глубже. Вот так, как я. – Друг невольно последовал его примеру. – Молодец, а теперь медленно п-положи пистолет…

Столько бы раз он ни убеждал самоубийц не прыгать с мостов, сейчас чувствовал абсолютную беспомощность.

– Джей…

– Тише, тише, дружище. – Он аккуратно поставил рюкзак на пол и стал медленно приближаться. – Давай я подойду, и мы поговорим, хорошо?

– Не подходи! – отчаянно крикнул Адам, однако сквозь слова, преследовавшие его в кошмарах, Джейкоб разобрал мольбу о помощи.

– Хорошо, я останусь тут. Расскажи мне, зачем ты это делаешь? –