Но, несмотря на ошеломляющее впечатление, которое производил этот редкостный цветок, вдруг распустившийся на пригородной улочке, сержанта Полларда терзали сомнения. Это, конечно, хорошо – быть таинственной, тоскующей и одухотворенной, но, если всего этого немного чересчур, наблюдательный мужчина начинает подозревать притворство и жеманность, присущие тем леди, которые любят порассуждать о душе на светских приемах. Дама, вероятно, неплохо контролирует огонь очей, иначе она просто врезалась бы в фонарный столб. Но все это были довольно смутные соображения, и они без следа растаяли под лучами женской привлекательности.

Старший инспектор Хамфри Мастерс приблизился к ней, держа шляпу в руках, и вдруг почувствовал такой озноб, словно его окатили из ведра ледяной водой.

– Уф! – выдохнул он. – Прошу прощения, мэм.

– Да? – откликнулась она низким контральто. Когда она повернула голову, Поллард обратил внимание на ее густые белокурые волосы. Они были убраны в тяжелый старомодный пучок и, может быть, поэтому навевали мысли об открытых экипажах и «Новых арабских ночах»[16]. – Да?

– Прошу прощения, мэм, – ошалело повторил Мастерс. – Не имею ли я чести разговаривать с миссис Джереми Дервент?

– Да, это я, – напевно проговорила великолепная блондинка. Она посмотрела на старшего инспектора так, словно пыталась тайно его о чем-то предупредить. – Вы… э-э… хотите поговорить со мной? Или, может, с моим мужем? Вы найдете его в саду.

– Я бы предпочел повидаться с мистером Дервентом немного позже, мэм. Но прежде я должен сказать, что являюсь офицером полиции из Скотленд-Ярда и хотел бы побеседовать с вами, если вас это не затруднит.

Казалось, это заявление не произвело на нее особенного впечатления, хотя светло-голубые глаза под тяжелыми веками на мгновение блеснули, а на лбу классической формы пролегла морщина.

– Видите ли, боюсь, что как раз сейчас это не совсем удобно, – мягко заметила она. – У меня весьма срочная встреча. О господи! Наверное, речь опять пойдет о том утомительном деле Дартли. Я так надеялась, что все уже позади. Э-э… так это действительно насчет Дартли?

– Отчасти, мэм.

– Ну вот – разумеется, Дартли.

– Нет, мэм. Я сказал… – Мастерс расправил плечи и прокашлялся. – Должен сказать, что не могу задержать вас силой, но побеседовать с нами – в ваших интересах. Уверяю вас, мэм.

На ее лице отразилось сомнение.

– Не знаю, как вам помочь, разве что… – Она порывисто наклонилась, глядя на него из-под прикрытых век, и улыбнулась. – Разве что вы согласитесь прокатиться со мной в машине.

Что скрывать, затылок Мастерса налился кирпичной краснотой.

– Пусть так, – грубовато согласился он. – Как вам будет угодно, мэм.

– Боюсь только, что тут есть место только для одного из вас. Так что, если хотите…

Вполне возможно, что, когда, шурша черными кружевами, миссис Дервент величественно и грациозно садилась в лимузин, она толкнула Мастерса случайно. Что-то вылетело у него из руки, блеснуло в свете фонаря, и на тротуар, звякнув, упал серебряный портсигар. Миссис Дервент обернулась и, совершенно по-женски, негромко ойкнула. Она заметила портсигар раньше, чем Мастерс успел подобрать его, и на долю секунды в ее лице появилось что-то такое, от чего Полларда бросило в дрожь. И все же она смогла улыбнуться.

– О, откуда у вас мой портсигар? – безмятежно поинтересовалась женщина.

– Этот портсигар ваш, мэм?

– Думаю, да. Могу я посмотреть ближе? Ну конечно. В углу моя монограмма. Видите буквы «Дж. Д.»? Имя, данное мне при крещении – Джанет. Ну что, вы едете?

Шофер захлопнул за старшим инспектором дверцу лимузина. Машина промчалась мимо Полларда, но все, что он успел заметить, это как в роскошном мягком салоне миссис Дервент, словно высеченное в мраморе олицетворение скромности, склоняется к Мастерсу, надвинувшему на глаза котелок.

Из машины Г. М. раздался хриплый, немелодичный, сдавленный звук, который Поллард определил как смех. Хотя выражение лица Г. М. почти не изменилось, он раскачивался взад и вперед в каком-то механическом экстазе. Веселье все длилось и длилось. Вряд ли Полларду вспомнилась реплика Уэллера-младшего[17]: «Никогда в жизни не встречал такого странного типа! Что вас так рассмешило, пузан вы этакий?» – но подумал он примерно то же самое. Однако вслух произнес:

– Ну и дела! Как вы думаете, он сможет позаботиться о себе?

– О, он будет в порядке, сынок, – успокаивающе хрюкнул Г. М. – Мастерс – человек долга и долг свой выполнит. Так что этой женщине предстоит провести весьма неприятную четверть часа. Но разрази меня гром, если я думал, что доживу до такого! Она затащила его в машину быстрее, чем ты бы произнес: «Фокус-покус!»

– Да, адвокаты могут себе позволить лимузин «даймлер», – вздохнув, заметил Поллард. – Как вы думаете, куда она направилась?

Г. М. выбрался из-за руля не без некоторых усилий.

– Ты про эту машину? Она взята напрокат. Тут есть компания, которая сдает их на вечер, если кому-то хочется произвести впечатление на друзей. Гм… Пойдем, сынок. Мы с тобой сейчас организуем небольшую вечеринку с Дервентом. Приказ? Никогда не зацикливайся на приказах. И не забывай, тут я командую, черт тебя подери. А уж как я рад слышать, что старина Джем Дервент дома! Мне нравится этот парень.

– Вы хотите сказать, что знаете его?

– Я знаю всех, сынок, – устало ответил Г. М. – Разумеется, я с ним знаком, и именно поэтому в присутствии Мастерса держал язык за зубами. Джем Дервент – хороший человек, к тому же чертовски умный. И мне интересно…

Он толкнул створку ворот и шагнул вперед. Сразу за высокой стеной начинался слегка запущенный тенистый сад. В глубине его стоял дом, квадратный, основательный, без лишних украшений. Дом был погружен во мрак. Вместо того чтобы направиться к парадному крыльцу, Г. М., пыхтя, свернул на боковую дорожку, которая привела их на задний двор. Здесь казалось, что Лондона не существует вовсе. Через сад шла тропинка, ведущая к летнему домику, который неярко светился в темноте. Легкий ветерок донес до них запах сигары.

На веранде стоял стол, а на столе горела настольная лампа под абажуром. Рядом, в плетеном кресле, скрестив длинные ноги, сидел высокий худой мужчина в смокинге. Он сидел не двигаясь и, казалось, был полностью погружен в себя. Вокруг лампы вились ночные бабочки, а самая большая, коричневая, металась зигзагами по всей веранде, но человек не обращал на нее никакого внимания. Он поднес ко рту сигару так медленно, что столбик пепла на ней даже не дрогнул. В этой медлительности было что-то настораживающее и немного (почему-то Полларду опять пришло в голову это слово) зловещее. Но когда мужчина встал, оказавшись полностью на виду, это впечатление сразу же развеялось.