— Это неудобно, — тут же отказалась Катя Самгина. — А как жеваша семья?

— Моя семья на другой даче, — уверил ее Максим Вавилов, чтобыло чистейшей правдой. — Вы никому не помешаете.

Похоже, и в самом деле человек, а не крокодил! Или все-такикрокодил, искусно замаскировавшийся под человека?!.

— А.., сколько у вас дач?

— Две. У моих родителей и у меня. Вы будете совершено одна ив безопасности. Какое-то время точно.

— Почему какое-то время?

— Потому что человек, который хотел вас убить, —профессионал. И если мы не разберемся, почему он так старался убить вас, дотого, как мы выясним все обстоятельства этого дела, он узнает, что вы живы, иобязательно вас убьет. Арифметика простая. Он шел на такой риск, чтобыследствию не достался ценный свидетель в вашем лице, что никакая дача его неостановит! И вы должны это понимать, Екатерина Михайловна.

Она смотрела на него, моргала и, кажется, ничего непонимала.

Зато он понимал совершенно точно, что приговор подписан ибудет приведен в исполнение при первой же возможности.

И теперь только от него зависит, кто успеет первым — он илитот, другой.

* * *

Последней точкой экскурсии должен был стать Исаакиевскийсобор, и стал ею. К тому времени, когда Надежда подвела к нему американца,собор, ясное дело, был уже закрыт, и, собственно, в этом и состоял ее план.

Тащиться с ним на «групповую экскурсию», подниматься наколоннаду, откуда «открывается один из красивейших видов на Санкт-Петербург»,осматривать модель лесов, которые соорудил Монферан для того, чтобы подниматьколонны, было выше Надеждиных сил.

Кроме того, она все время думала о том, что, как толькоамериканец сгинет обратно в «Англию», она тут же позвонит мужу.

Ну нельзя же так, на самом деле!.. Ну не может она большебез него, и все призывы к гордости оставались без ответа.

Какая гордость? Где она, эта гордость? Молчит-помалкивает! Аможет, и нет ее вовсе.

Какая гордость, если Надежда каждую минуту, когда голова унее не занята работой, думает только о том, что ею.., пренебрегли. Онаоказалась не такой уж хорошей, и ее муж, ее собственный муж спокойно сказал ей:«Я тебя больше не люблю!»

Значит, ее можно разлюбить, значит, она никуда не годится, ион твердо уверен, что встретит женщину, которая будет лучше ее!

Если уже не встретил!..

Наверняка встретил — столько времени прошло! Конечно же,встретил! И теперь у него в мобильном телефоне — самом дорогом, самой последнеймодели, Надежда подарила ему на день рождения — вместо ее фотографии лицоженщины, которая оказалась лучше! И ее мобильный номер в записной книжке вместоНадеждиного!

Это все потому, что жена оказалась никуда не годной.

Она все время думала одно и то же — что я сделала не так?..Чем ему не угодила?.. Я же старалась. Я же так хотела, чтобы все было хорошо. Ятак любила, что уж больше, кажется, нельзя любить, а он не захотел меня.

Он ушел, даже несмотря на всякие сложности, которых наповерку, должно быть, оказалось миллион. Они много лет прожили вместе, в центрестарого Питера, в удобной и большой квартире, а про его квартирку в пригородедаже не вспоминали, и, наверное, ему там неуютно и тесно, и на работу далеко. Ион все равно ушел, потому что больше не мог жить с Надеждой!

Как примирить это с чувством собственного достоинства? Какпохоронить гордость, которая оказалась задавленной сознанием собственной никуданегодности?!

— Колонны Исаакиевского собора, — выпалила она, потому чтоони молчали уже довольно долго, — знамениты тем, что просто стоят на фундаментеи ничем не закреплены. Ни одно наводнение, ни один ураган, которыми славитсяСанкт-Петербург, не нанесли никакого ущерба колоннам, вы видите, они стоятпрочно. Купол также был позолочен только один раз…

— Простите, — перебил ее американец. Должно быть, информацияпро колонны поразила его каучуковое воображение. — Как — не закреплены? Разветакие громадные колонны могут быть не закреплены? Это же опасно для жизни тех,кто проходит и проезжает мимо в автомобилях!

— Они стоят под действием собственной тяжести.

— Этого не может быть, — недоверчиво сказал Дэн Уолш, задралголову и посмотрел вверх. — Они не могут так стоять.

— Они стоят, как стоит на столе стакан, — пояснила Надеждазлорадно. Злорадно оттого, что оправдались ее подозрения в том, что он тупой. —Представьте себе, что вы поставили на стол стакан. Он не может вдруг просто таквзять и упасть! А на эти колонны сверху еще давит портик, видите? Как быпридавливает их, и они стоят еще тверже!

— Это удивительно! Русские инженеры всегда славились своейсмекалкой.

Видимо, он ожидал, что она возрадуется такой его высокойоценке, но она сказала, что Монферан не русский инженер, а францускийархитектор, и про его смекалку она ничего не знает, зато знает, что он построилмножество замечательных зданий в Санкт-Петербурге.

Американец посмотрел на нее внимательно и вдруг спросил,почему она так нервничает.

— Ай эм файн, — уверила его Надежда. — Со мной все отлично.

Американец пожал плечами.

— Это не праздное любопытство, — сказал он равнодушно. — Мнене нравится, как вы себя ведете, и этому должны быть какие-то объяснения.

— А как я себя веду?!

— Вы постоянно чем-то удручены, не находите себе места,много курите и стараетесь как можно меньше общаться с людьми. Вы или что-тоскрываете, или у вас проблемы. Если проблемы, я бы хотел знать, какого рода. Выдолжны с пониманием отнестись к моему вмешательству в ваши дела, ведь мнепридется обеспечивать безопасность…

— Мои проблемы на безопасности главы вашего государстваникак отразиться не могут!

Полковник Уолш посмотрел серьезно.

— Я могу настоять на том, что ваше присутствие в отеленежелательно во время визита, — сказал он неторопливо. — В том случае, если яне пойму причины вашего странного поведения.

— Причины моего странного поведения в том, что от меня ушелмуж, которого я горячо любила! — выпалила Надежда, ужасаясь тому, что говориттакие пошлости — «горячо любила», надо же!

Полковник очень разозлил ее. Даже не он сам, а то, что,оказывается, все переживания написаны у нее на физиономии, и он сразу заметилее «странное поведение», и, должно быть, все заметили, — ужасно унизительно.

— Когда?

— Извините?..