кандидатом в члены Политбюро. Данное решение серьезно повысило статус нового главы КГБ, поскольку впервые со времен Л. П. Берии он вновь стал политической фигурой. Все его предшественники на этом посту — генерал армии И. А. Серов, А. Н. Шелепин и генерал-полковник В. С. Семичастный — при всей их «близости» к Н. С. Хрущеву не удостаивались такой чести, поскольку Первый секретарь ЦК панически боялся превращения хозяина Лубянки в значимую политическую фигуру. Однако Л. И. Брежнев по каким-то сугубо личным соображениям пресек эту хрущевскую традицию, вероятно, надеясь на то, что Ю. В. Андропов правильно оценит данное решение и будет с еще большим рвением «верой и правдой» служить лично ему. Вполне возможно, как предположил В. М. Легостаев, это было связано и с тем, чтобы вывести Ю. В. Андропова из прямого подчинения А. Н. Косыгина, который в то время набрал значительный политический вес и мог реально контролировать главу КГБ, поскольку вплоть до июля 1978 года этот властный орган имел приставку «при Совете Министров СССР».

При этом маршал А. А. Гречко в состав Политбюро ЦК так и не вошел. Почему Л. И. Брежнев не рискнул ввести главу военного ведомства в состав высшего партийного ареопага — не вполне ясно до сих пор. Например, тот же В. М. Легостаев высказал предположение, что таким своеобразным шагом он хотел «унизить» военных и сделать опорой своей власти тайную полицию, а не военное ведомство. Однако, на наш взгляд, все обстояло куда как проще. Во-первых, памятуя печальный опыт с Г. К. Жуковым, он не хотел «наступать на одни и те же грабли». А, во-вторых, конечно, маршал А. А. Гречко, в отличие от того же Ю. В. Андропова, не обладал даже малейшим опытом партийно-политической работы, а посему его присутствие в Политбюро ЦК в то время представлялось многим его членам, в том числе и Л. И. Брежневу, излишним.

Кстати, на том же Пленуме ЦК закатилась блестящая политическая карьера еще одного видного члена «шелепинской группы» — Первого секретаря МГК КПСС Николая Григорьевича Егорычева. Обстоятельства его неожиданной отставки, которые выглядят как настоящий детектив, в постперестроечное время стали достоянием широкой общественности, в том числе благодаря его мемуарам[147].

Кстати, как уверяет сам Н. Г. Егорычев, первая попытка сместить его с поста Первого секретаря МГК КПСС была предпринята Л. И. Брежневым вскоре после окончания XXIII съезда, когда он предложил ему перейти на работу в МИД СССР — на должность первого заместителя министра. Однако он отказался от этого довольно странного предложения, а Л. И. Брежнев не стал настаивать на своем предложении.

Но уже в следующем году ситуация резко изменилась. Предыстория его падения с политического Олимпа была такова. В начале апреля 1967 года секретарь ЦК и заведующий Международным отделом Борис Николаевич Пономарев неожиданно вызвал к себе на Старую площадь Н. Г. Егорычева и предложил ему возглавить партийную делегацию в Египет. Состоявшийся визит оставил тревожное впечатление у Н. Г. Егорычева, и не только потому что из-за болезни президента Г. А. Насера переговоры пришлось вести с его вице-президентом Али Сабри. Главная тревога состояла в том, что, во-первых, по его мнению, там до сих не был решен вопрос «кто — кого», а во-вторых, явно присутствовал скрытый конфликт между элитным офицерским корпусом, костяк которого составляла феодальная верхушка, и основной армейской массой, плохо обученной и довольно озлобленной по отношению к своим командирам. Вернувшись в Москву, Н. Г. Егорычев сразу отправил в ЦК обстоятельную «Записку» и просился на прием к Л. И. Брежневу. Однако ни он, ни другие члены Политбюро и Секретариата ЦК не пожелали его выслушать.

Между тем буквально через месяц на Ближнем Востоке вспыхнула так называемая «Шестидневная война» между Израилем и коалицией арабских государств, где первую скрипку играли Египет, Сирия и Иордания, которая продолжалась с 5 по 10 июня 1967 года. Во время этой скоротечной войны израильская армия нанесла сокрушительный удар по противной стороне и оккупировала Синайский полуостров и сектор Газа, принадлежавшие Египту, Голанские высоты, которые принадлежали Сирии, и Западный берег реки Иордан, входивший в состав Королевства Иордания. Кроме того, в руки израильской стороны попало немало трофейной военной техники советского производства, которую Москва активно поставляла Каиру, Дамаску и Амману.

В этой ситуации Москва, де-факто отвечавшая за обороноспособность своих арабских союзников, разорвала дипотношения с Израилем, а Политбюро ЦК впервые вынесло на Пленум ЦК обсуждение международной обстановки. Этот Пленум состоялся 20–21 июня 1967 года и в его повестке дня значились два вопроса, в том числе «О политике Советского Союза в связи с агрессией Израиля на Ближнем Востоке»[148]. Как уверяет Н. Г. Егорычев, ему никто не предлагал выступать на Пленуме, но, учитывая сложившуюся обстановку, он решил подготовиться и попросить слова. Текст своего выступления он показал очень ограниченному кругу лиц, в том числе своей супруге Софии Ефимовне Егорычевой, которая активно отговаривала мужа от этого выступления, но он ее не послушал.

Как и предполагалось, работа Пленума ЦК началась с доклада Л. И. Брежнева «О политике Советского Союза в связи с агрессией Израиля на Ближнем Востоке». Прения по докладу открыл Первый секретарь ЦК КПУ П. Е. Шелест, вслед за которым выступили Первый секретарь ЦК КПКаз Д. А. Кунаев и глава ВЦСПС В. В. Гришин, которые, как и генсек, одобрили действия высшего руководства страны по обузданию израильской агрессии, затронули вопросы всплеска сионизма среди отдельных советских граждан, необходимость «еще большего повышения бдительности, обороноспособности и боеготовности советских Вооруженных сил» и т. д. В этом же русле собирался выступить и Н. Г. Егорычев. Однако в своем выступлении, помимо аналогичных дежурных фраз и положений, он неожиданно для всех заявил о том, что его как члена Военного совета Московского округа ПВО весьма беспокоит «недостаточная надежность противовоздушной обороны столицы», «ее моральное старение» и «затягивание с созданием новой системы ПВО Москвы». Кроме того, он прямо заявил о том, что «волевые решения, принимавшиеся в области обороны до октябрьского Пленума ЦК, нанесли известный урон Вооруженным силам СССР, особенно авиации, флоту и в какой-то мере мотомеханизированным частям». Как утверждает сам Н. Г. Егорычев, при подготовке выступления он включил в свой текст имена руководителей ВПК, генеральных конструкторов и высокопоставленных военных, ответственных за такое положение вещей. Но накануне выступления он вычеркнул все эти фамилии, включая Л. И. Брежнева и Д. Ф. Устинова. Однако все сразу поняли, о ком идет речь, поскольку первый долгие годы возглавлял Военную комиссию ЦК, а второй курировал весь оборонный комплекс в Совете Министров СССР.

Первоначально никто из членов ЦК так и не понял, выступал ли глава московских коммунистов по собственной инициативе, или же его речь была согласована с самим генсеком. Поэтому многие участники Пленума, в том числе московские «цекисты» В. Я. Павлов, В. Ф. Промыслов, П. А. Воронина и Р. Ф. Дементьева, а также «хитрейшая лиса» А. И. Микоян с восторгом говорили о его замечательном, «по-настоящему ленинском» выступлении. Однако уже на следующий день, когда Н. Г. Егорычев