– Пока нет. Но ладно, оставим товарища Станиславского впокое, – отмахнулась Алена. – Не только он вам не верит, но и я тоже. Уж оченьвы перед Ашотом выслуживались там, в маршрутке. Конечно, вы можете сказать, чтонадо было легенду поддерживать. И даже со мной вы могли вести себя по-хамски,не дать мне выйти из маршрутки во имя все той же легенды, хотя не понимаю, гденаписано, что кондуктор маршрутки непременно должен во всем уподоблятьсяводителю. А если бы он начал меня избивать, вы что, к нему присоединились бы…ради конкретных деталей? Ладно, пусть мое предположение на вашей совестиостанется. Или на том месте, где она теоретически должна быть. Сказать,повторяю, вы можете все, что угодно. Но ведь готовность во имя выдумки пойти натакие мерзости, на какие вы шли, характеризует вас с самой поганой стороны!Никакая легенда не могла требовать от вас так искренне меня оскорблять!

– А, вы про то, что я вас старой скандалисткой назвала? – сгаденькой улыбочкой пробормотала Галя. – Конечно, это было не слишком хорошо смоей стороны, но… Вот сейчас вы на скандалистку совсем не похожи!

Ах ты тварь…

Алена только усмехнулась. Ее давно уже не ранили такого родабулавочные уколы. Нет, точнее выражаясь, она уже давно научилась не выдавать,как сильно они ее ранят. Со стороны ничего никогда не было заметно. Тем болеесейчас.

– Не старайтесь, Галя, – сказала она с материнской, можносказать, улыбкой. – Это ведь только подтверждает мое мнение о вас: вы врете,никакого журналистского задания не существует, вы работаете на маршрутке по зову,что называется, сердца. Ну и…

– А что, я не могу работать там, где хочу?! – с яростьювыкрикнула Галя – так пылко, что швейцар, который казался полностью поглощеннымтелевизором, оторвался от экрана и уставился на двух красоток подозрительно,словно прикидывал, придется их таки разнимать или обойдется без вмешательстватретьего лица.

– Вот-вот, – успокаивающе кивнула Алена, – вы меня перебили,а я как раз собиралась сказать: хочется вам на маршрутке работать – да наздоровье! Только почему сразу стервой надо становиться, не понимаю, неужелиработа требует? Или это отвечает сути вашей натуры?

Один – один…

– Почему вы боитесь открыться отцу? – резко спросила Алена,не давая Гале перейти в наступление. – Что за тайны такие?

– Вы что, совсем свихнулись на старости лет? – рявкнулаГаля. – Неужели не понимаете? Ему это не понравится. Вы еще не раскусилипапеньку? Он такой зануда… такой правильный, тошно просто! Он и вам еще плешьпроест, не сомневайтесь!

– А, так у вас на голове парик, который скрывает проеденнуюим плешь? – ласково осведомилась Алена (один – два!) и тут же пожалела об этом.Все же не стоит переходить на совсем уж рыночные отношения. – Ладно, хватитшвыряться взаимными оскорблениями, – сказала она примирительно, не дожидаясь,пока откровенно онемевшая Галя обретет дар речи. – Это ваше дело, кем быть. И сволками жить – по-волчьи выть, я понимаю. Вам приходится соблюдать законы стаи.Бог с вами. Я уже не сержусь. А отец – он думает, вы где работаете? В газете, чтоли?

– Ну да, – буркнула Галя, неожиданно покладисто принимаятрубку мира. – У него навязчивая идея, чтобы я журналисткой стала. А я не хочу.Ненавижу бумагомарательство и писак всяких ненавижу!

Два – два… Ну ладно, Господь велел прощать убогих, а все,кто не был в ладу с бумагой, пером и сложением словес, принадлежали, поклассификации Алены Дмитриевой, к числу убогих.

– Все-таки не пойму, – пожала она плечами, – ваш отец что,газет не читает? Как он может верить вам, если ни одного материала за вашейподписью в «АиФ» не появлялось?

– А я вру, что пишу только под псевдонимами, – ухмыльнуласьГаля. – Увижу какую-нибудь симпатичную заметочку – вот, говорю, мое творчество,я наваляла! Ну, он к тому же знает, что я еще не в штате, поэтому не удивляется,что редко печатаюсь.

– Рисковая же вы барышня, – покачала головой Алена сневольным даже уважением. – Я б в разведчики пошел, пусть меня научат… Нет, всамом деле – вы же в любую минуту провалиться можете… – Она чуть было неляпнула, что там, на площади Минина, где вся интрига завязалась, АлексейСтахеев только чудом не вышел из «мерса» вместе со Львом Ивановичем Муравьевыми не застиг дочку на месте преступления, но обмолвиться об этом было бычрезвычайно глупо и могло бы навести Анжелу на ненужные мысли и догадки.Поэтому Алена только и сказала: – На том маршруте, где мы встретились,наверное, масса знакомого народу может вас видеть! Не боитесь, что кто-нибудьрано или поздно вас узнает и отцу расскажет? А кстати, почему вы этого такбоитесь? Он что, убьет вас? Наследства лишит?

Ох, какое странное выражение в глазах… Что бы оно значило,а?

– Наследства не наследства, а деньги на жизнь давать точноперестанет, – буркнула Галя, отводя глаза, которые, видимо, и в самом делесказали слишком многое. – И не так уж я рискую, как вам кажется. То естьсначала я маскировалась как-то, красилась, волосы прятала, а потом плюнула наэто. Кто обращает внимание на кондукторшу? Вдобавок я ведь не на том маршрутеработаю, не в верхней части, а на Автозаводе. Там наши знакомые не живут, онивсе тут, в верхней части, обосновались. Просто случайность, что нас на полдняна другой маршрут перебросили, а тут вы и возьми полезь скандалить. Вполнемогло бы обойтись и без ненужных встреч. Ведь наши знакомые на маршрутках неездиют, у всех свои тачки, на общественном транспорте только разная безденежнаяшантрапа катается.

Три – два в ее пользу… Нет, сейчас будет три – три!

– Вообще-то нормальные люди говорят не «ездиют», а «ездят»,– усмехнулась Алена. – Или вы настолько вошли в образ туповатой Анжелки, чтоникак не можете из него выйти? Ну-ну, расслабьтесь, Галя! Вы типа журналистка,а для этой публики знание правил грамматики – само собой разумеется. Надеюсь, ввашей мимикрии вы не дошли до того, чтобы говорить «ложить» вместо «класть»? –Всё, Дракон (а наша писательница родилась в год Дракона) пошел вразнос! Вернее,полетел. Сейчас выжжет пару-тройку деревенек, тогда, может, и успокоится. – Высказали, что вам работа нравится. Говорят, там очень свободные нравы, вавтопарке… Вам и это нравится?

– А то, – откровенно усмехнулась Галя. – Вы даже непредставляете, как нравится! Я хочу жить так, как хочу, а если это кому-томешает, пусть подвинется. Все, я и правда пойду в туалет, а то от разговоров свами запросто можно у…ся!

Назвав предстоящее действо коротко и ясно, без всякихэвфемизмов, Галя зацокала каблучками в сторону туалета.