(Из вечернего выпуска программы «Время»)

«Что же представляет собой это сопряженное пространство, оноже – параллельный мир? Бок о бок с нашей Землей невидимо и неощутимо существуетеще множество Земель. Представьте себе книгу, в которой каждая страница – этопланета, мир. Их могут быть тысячи, они существуют бок о бок, в непосредственнойблизости, не соприкасаясь и не проникая друг в друга, разумеется, как игеография, и история этих миров. Может быть, Земля-12 находится еще в XIIIвеке, на Земле-45 не затонула Атлантида, на Земле-68 Цезарь не переходилРубикон, а на других – Колумб не открывал Америки, не родился Черчилль, Пушкинзамочил Дантеса и остался жив, а Диккенс дописал «Тайну Эдвина Друда», удалосьоттянуть нападение Гитлера до сорок третьего и встретить его во всеоружии, живАльенде, а Земля-2167, быть может, не образовалась в положенное время, на ееместе лишь облако пыли, а на Земле-5784, возможно, разумное существо произошлоне от праобезьяны, а от ящера стенонихозавра…»

(Из выступления ведущего передачи «Очевидное-невероятное»)

«Ни хрена себе, – подумал Леонид Ильич Брежнев, сидяперед телевизором. – Это выходит, в той ихней сопряженке меня, может, ивовсе нету? Антисоветчину гонят, бля…»

«Руководство, всесторонне обсудив положение, пришло квыводу, что испытатель-исследователь, отправляемый в сопряженное пространство,освобождается от какой бы то ни было ответственности за все совершенное им вданном пространстве. Разумеется, испытатель-исследователь при этом должен какможно тщательнее избегать создания экстремальных ситуаций».

(Из приказа по Институту Шальных Физических Теорий)

«Отправленный нами в сопряженное пространствоиспытатель-исследователь, кандидат физико-математических наук Даниил Батурин невернулся в назначенный срок и пропустил все контрольные сроки. Говорить о егогибели я считал бы, однако, преждевременным. Установка продолжает работать,обеспечивая контакт с сопряженным пространством».

(Из докладной записки директора ИШФТ президенту Академиинаук)

…Когда его отправляли, одним из провожавших был доцентКалатозов, великий знаток исторических афоризмов всех времен и народов.Бородатый такой мужик, пижонистый чуточку. Он прокопался в необъятной памяти иизвлек слова, которые четыреста с чем-то лет назад Ульрих фон Гуттен сказалМартину Лютеру, отправлявшемуся в Вормс на грозный суд короля Карла, где с Лютеравполне могли содрать рясу вместе со шкурой. И Калатозов напомнил Даниилу этислова вслух:

«МОНАШЕК, МОНАШЕК, ТЕБЕ ПРЕДСТОИТ ТРУДНЫЙ ПУТЬ…»

По потылице топор хлещет люто…

С. Кирсанов

Был тесный квадратный двор, и ночь, и гроздь из пятипрожекторов на гнутом кронштейне. Они освещали кирпичную стену, рыжую ивыщербленную, а все остальное захлебывалось во мраке. Солдаты в глухих мундирахи круглых фуражках стояли, прижав окованными прикладами носки сапог. Справатусклыми гнилушками светились погоны офицеров и белел халат врача. А над всемэтим стояла круглая луна, плоское и желтое волчье солнышко, и такой же желтый итусклый полумесяц красовался на рукавах мундиров.

Скучный голос приказал:

– Номер один.

Спиной к стене встал мужчина в военных бриджах и исподнейрубашке. Карабины колыхнулись, взмыли горизонтальным частоколом. Голосмонотонно забубнил:

– Враг народа Смородин, бывший командир лейб-гвардииполка Радомежского военного округа. Будучи замаскированным политическимизвращением, публично назвал Министерство Урегулирования Умов инкубаторомподонков. Безусловно заслуживает искоренения.

Грянул залп, эхо заколотилось о стены глухой каменнойкоробки, нашло наконец выход и умчалось прочь. Бывший лейб-артиллерист сполз постене, оставив на ней кривую темную полосу.

– Номер два.

К стене толкнули девушку в разорванном полосатом платье, онастояла, прижав к груди сжатые кулачки и все вглядывалась, словно хотела увидетького-то за слепящим занавесом прожекторов.

– Враг народа Неледзевская, бывшая студентка Императорскоголицея изящных искусств. Была уличена патриотом в неоднократном ношениимини-юбки – орудия растления умов, порожденного гнилой идеологиейразлагающегося Запада и тверского коммунизма. Безусловно подлежит искоренению.

Залп, девушка подломилась в коленках и опустилась на землю.Тело дернулось несколько раз. Каркнул начальственный голос, сержант в синеммундире с красными погонами подошел к лежащей и, не нагибаясь, выстрелил ей вголову.

– Вообще-то, это формализм, – сказалкто-то. – Ну эту-то зачем? Диалектика учит нас дифференцировать подход кврагу. Можно было и на перевоспитание отправить.

– У тебя еще перевоспиталка не устала?

– Да нет, я сугубо в целях дифференциации.

– Хватит болтать. Циркуляры об искоренении утвержденымаршалом. Не слышу?

Упала ознобная тишина, и несколько голосов торопливогаркнули:

– Маршал! Маршал! Моральная чистота нации и император!

– То-то. Есть там кто ещё?

– Да был какой-то мухомор…

К стене поставили старичка в черном хорошем костюме.

– Враг народа Чавкин, бывший профессор Императорскойакадемии наук. Злонамеренно доказывал, что Атлантида существовала, игнорировалпроникнутые духом патриотизма и здоровой морали труды академика Фалакрозиса.Имел наглость утверждать, что археологические находки значат больше, чем работыидеологов государства, то есть, по сути, проповедовал буржуазную аполитичностьнауки, переходящую в коммунистическое начетничество. Игнорировал указания отом, что каждый черепок имеет свое идеологическое значение, которое нужно уметьраскрыть. Безусловно заслуживает искоренения. Взвод, пли!

Залп – и никакого Чавкина.

– Вообще-то мы кустарщиной занимаемся, – опятьсказал кто-то. – Пора бы это дело механизировать. Агрегат какой придумать,что ли?

– Ну ничего себе триппер в клеточку! А ночную надбавкукто тогда будет получать? Твой агрегат в виде совкового масла, что ли? Да затакую идею тебя, Парчевский, охолостить мало, разленился, стервец…

– Да ладно вам. Давай в «Панург», а, славяне? Зеркалапобьем, а? Давно мы там не были.

– А можно. Это, брат, идея. Шагом арш?

– Ну, поехали. Только если ты, Парчевский, снова вфонтан наблюешь – там и утоплю…

Альтаирец Кфансут в это время парил в верхних слояхатмосферы, прикинувшись выработавшим ресурс спутником.

Ах, что за фотограф Брэди!

В какого же молодца

преобразить на портрете

он смог моего отца!

С надменной, важнецкой миной