Удалившись в кабинет, Астраханцев сел у окна с книгоймолодого писателя, которую ему рекомендовали друзья. Прежде чем начать читать,перевернул том и поглядел на фотографию автора. Там был изображен лысый молодойчеловек с маленькой серьгой в ухе, который смотрел на него насмешливо.Астраханцев открыл первую страницу и вчитался в текст. Начало было дерзким иярким, книга вполне могла бы его захватить, однако, когда хлопнула входнаядверь, настроение пропало. Амалия уехала. Еще одна глава его жизни закончилась.

Он вышел из кабинета и прошелся по квартире, пытаясьосознать, что в ближайшие дни покинет это место навсегда. Амалия ни слова несказала про вещи. Разумеется! Она ведь убеждена, что порядочный муж не возьметничего, кроме своей одежды и библиотеки, которая ей самой совершенно ни к чему.«Времена дефицита прошли, – менторским тоном говорила она Дмитрию. –Совсем не обязательно иметь дома собрание сочинений Чехова. Если вдругзахочется почитать, можно зайти в магазин и купить любую книжку». С каждымгодом читать Амалии хотелось все меньше и меньше. Для того чтобы чувствоватьсебя современной и умной, ей достаточно было журналов и новостей в Интернете.

Астраханцев терпеть не мог новую манеру скоростногопотребления информации, эту нахватанность, которая вполне могла сойти заэрудицию, самовыражение молодых, оттачивавших свой ум во внелитературномпространстве. Он видел, что к книгам относятся теперь совершенно иначе и читаютих иначе, не давая душе возможность прорасти, и страдал от этого.

Прогулявшись по комнатам, он отправился в кладовку и досталчемодан, о котором говорила его благоверная. Чемодан оказался настоящиммонстром с металлическими углами. У него не было колесиков, к которым все давнопривыкли, и длинной ручки. Если набить его вещами, он станет неподъемным.

Астраханцев оттащил чемодан в кабинет, водрузил на диван ищелкнул замками. Внутренности монстра пахли старой бумагой и клеем. Там лежалидве пожелтевшие газеты и маленький черный блокнот, выглядевший незнакомым.Открыв его, он понял, что блокнот очень старый. Возможно, он принадлежал егоотцу или матери. А может быть, и бабке, которая обожала сундуки, лари и большиекоробки. Под обложкой были стихи, написанные от руки фиолетовыми чернилами.Почерк он не узнал и стихи не узнал тоже. «Всю жизнь играть и в одночасьесдаться: стереть с лица гримасы, пыль и грим. За все, что мы утайкой говорим, витоге нам обязано воздаться. Как часто невозможно догадаться, какой в душе мыумысел храним. И груз предательств не обременим, когда он может тайнымоставаться...»

Он бродил с блокнотом по дому, доставал из холодильника сыр,помидоры и колбасу, жевал, размышлял о свой жизни и в конце концов не заметил,как уснул. Проснулся ночью в кресле и едва смог пошевелиться – руки и ногизатекли, голова отваливалась. Перебравшись на диван, он долго смотрел впотолок, по которому скользили тени с улицы, и снова отключился.

Разбудило его наглое солнце, прогуливающееся по комнате. Всевокруг казалось пыльным и блеклым, кружевные занавески порхали над дверьюраспахнутого балкона, откуда доносилось исступленное чириканье. В этомчириканье было столько жизни, что захотелось немедленно отрастить крылья ивылететь наружу.

Астраханцев вскочил, соображая, сколько сейчас времени.Узнав, что больше полудня, он расстроился, как ребенок, проспавший поход взоопарк. Все ушли без него, и он остался дома один. Лелея сладкую обидунеизвестно на кого, он отправился в душ, потом выбрился до синевы и достал изхолодильника куриную ногу, всю в застывшем желе из бульона, остро пахнущуючесноком и петрушкой. В тот момент, когда его зубы вонзились в упругое мясо,раздался звонок в дверь.

«Наверняка та самая экспертша, которой поручено восстановитьв квартире хорошую энергетику», – решил он и быстро прожевал все, что былово рту. Ему до смерти хотелось проверить, угадал ли он, рисуя в своемвоображении образ этой штучки. Не раздумывая, он отправился в коридор, отперзамок и распахнул дверь.

Улица называлась Весенней. Любе очень понравилось, как этозвучит, и она подумала, что ее авантюра обязательно должна закончитьсясчастливо. Конечно, она согласилась на авантюру, по-другому и не назовешь.

Она еще раз заглянула в бумажку, которую сжимала в руке. Завремя ее путешествия до Москвы бумажка помялась, и на месте одного из заломовоказался номер дома, написанный кое-как. То ли это дом десять, то лишестнадцать. Вторая цифра была изображена небрежно и странно разрываласьнаверху. Люба сама записывала адрес Грушина, который диктовала подруга, ивинить, кроме себя, было некого.

Завернув на автобусную остановку, она поставила дорожнуюсумку на скамейку и достала мобильный телефон. Толком ей Лена ничего про своегодвоюродного дядю не рассказала – ей было не до того. Ее захлестнули чувства, иона, сдав ребенка свекрови, упорхнула со своим новым возлюбленным. Ещенеизвестно, ответит ли она.

– Ленка, привет.

– Алло! Люба, это ты? Ты уже добралась? – Лена былагде-то далеко, вокруг нее все шумело, гудело и лязгало. Возможно, она сейчаснаходилась в порту или на автостраде. – Ты встретилась с Димой?

– Я как раз возле его дома! – прокричала Люба, испугавкакую-то старушку, которая сердито зашевелила губами и забормотала что-то себепод нос. – Лена, какой у него номер дома? Десять или шестнадцать?

– Я ничего не слышу! – прокричала Лена издалека.Возможно, с другого конца земли. – Когда вернусь, сразу позвоню, поняла?

После этих ее слов все звуки исчезли, в телефоне воцариласьгулкая тишина. Досадуя, Люба захлопнула крышку, вздохнула и огляделась посторонам. Перед светофором, дрожа от нетерпения, стояли рычащие автомобили,из-за них воздух над шоссе казался синим. Позднее лето катило по небу тяжелыйшар солнца, напитанный спелым соком. Оранжевые дворники гонялись за первымиопавшими листьями, собирая их в яркие пакеты. Любе стало жалко листьев, жалкоуходящего тепла, жалко себя.

Почему все так несправедливо? Почему именно она оказаласьтой женщиной, которой отказано в простом человеческом счастье? Все другиевлюбляются, крутят романы и выскакивают замуж, а ей пришлось соглашаться набрак вслепую. Еще на вокзале, стоя на перроне в кашемировых сумерках, онаслушала мерное сопение поезда и ощущала утрату чего-то важного. Наверное, этобыла мечта о настоящей любви, о неожиданно вспыхнувшей страсти, о случайной,незапланированной встрече с единственным мужчиной, который смог бы сделать еебезоглядно счастливой.

Поставив ногу на железное кружево ступеньки, она ещераздумывала, стоит ли ехать. Но потом вспомнила все, что проделал с ней Алекс,встряхнула головой и быстро прошла на свое место. В купе никого не было, и онаобрадовалась – ей хотелось остаться один на один с собственными чувствами.Вагон бежал сквозь ночь по льющимся рельсам, и таинственные постукивания ипощелкивания усыпили Любу. Она уснула, как была – в одежде, склонив голову наплоскую подушку. Проснувшись рано утром, долго приводила себя в порядок:несмотря ни на что, ей хотелось произвести на Грушина хорошее впечатление.