Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе когда рожать? В октябре? – спрашивал Иван Васильевичжену. – Ну и не тревожься – вернемся мы в октябре. Ежели же я дождусь твоихродин и выйду по осени, опять в снегу и грязи завязнем. Дело Курбский говорит –надо идти на Казань посуху, в июле выступать, и не позднее. Нешуточное дело –столько пушек за собой тащить. А войску собирается – не счесть. Обидно будет,если этакая силища завязнет в распутицу где-нибудь под Свияжском.
Анастасия втихомолку злилась на князя Андрея Михайловича заего, безусловно, правильные советы, пусть они даже совпадали с ее собственнымимыслями, злилась на Сильвестра и Алексея Федоровича Адашева, которые, конечно,тоже подстрекали царя к выступлению и внушали ему уверенность в удаче.
Конечно, они подстрекали его! Однако не только в этом былодело…
Еще когда Иван только заявил о своих правах на престол и этавесть разнеслась по всем землям, он получил письмо от казанской царевныГоршанды, сестры царя Мухаммед-Амина, кое было ему перетолмачено сведущими втатарской грамоте людьми. Оказывается, когда Мухаммед-Амин был изгнан из КазаниСафа-Гиреем, Горшанда увидела сон, который ее очень встревожил. Она быланаучена бесовскому волхвованию и сразу отправилась в некий улус на берегуКамы-реки. Еще при старых булгарах было здесь капище, а ныне на развалинах мечетиобитал бес, оттого место и звалось Бесовым городищем. В старину собиралось сюдамножество людей с просьбами и мольбами: пожаловать богатства или исцелить отболезни, извести недруга или причаровать любовь, и тем, кто приносил хорошиежертвы, бес помогал, а явившихся с пустыми руками топил в реке.
Сюда и прибыла царица Горшанда, напуганная своим сном.Принеся богатые дары, она вместе со своими мурзами девять дней и ночейпролежала на земле, слушая, не заговорит ли бес. Уже не чаяли дождаться ответа,как на десятую ночь раздался его голос – тихий, едва слышный, а ведь раньше,бывало, он ревел и рычал так, что деревья клонились к земле и глохли испуганныекони!
– Зачем терзаете меня и досаждаете мне просьбами? –простонал подземный глас. – Нет вам больше от меня помощи, нет мне больше здесьжизни. Изгоняет меня сила Христова! Грядет московский царь, который воцарится вземле этой и просветит ее святым крещением.
И в то же мгновение из развалин мечети повалил страшныйчерный дым, а вместе с ним вылетел огненный змий и сокрылся во черном небе.
Вернувшись в Казань, Горшанда немедля отрядила гонца списьмом к молодому московскому правителю, написав: «Скоро радость и весельеКазани обратится плачем и нескончаемой скорбью, заплатим мы за неповиннуюхристианскую кровь своей кровью, поедят наши тела звери и псы, и отрадней тогдабудет не родившимся и умершим, и не будет больше царей в Казани, кроме русскогоцаря, ибо искоренится наша вера в этом городе, и будет в нем верахристианская».
Отослав это письмо, Горшанда бросилась в озеро Кабан.
Иван Васильевич не забыл пророчества Горшанды и знал, чторано ли, поздно ли, а Бог станет на его сторону и дарует ему победу. В третийпоход он собирался так, как никто и никогда еще не собирался воевать. Ведьтретий раз – решающий. Или русским Бог поможет, или поганым казанцам, амосковского царя лишит всех земных благ.
И вот Кремль опустел. Мужчины ушли с царским войском –осталась только стража. Женщин тоже почти не было видно. Все следовали примеруцарицы Анастасии, которая затворилась у себя. Она ждала возвращения мужа ирождения сына.
Отныне допускала Анастасия до себя только просителей,которым с особой охотой раздавала милостыню, и гонцов, которые чуть не каждыйдень являлись из царского войска и с поля боя, так что она была прекрасноосведомлена обо всех событиях, которые происходили во время пути и осады.
* * *
Выступив на Казань, Иван исполнил просьбу жены и остановилсяв Муроме, чтобы отслужить молебен по Петру и Февронии, которых всегда считалсвоими родственниками. Дал обет после взятия «ада на земле» поставить над ихмощами каменный собор.[11] А потом войско, состоявшее из людей нового звания –стрельцов (они набирались не из крепостных, а свободных и должны были служитьне по случаю, как в старину, а всю жизнь), а также исстари воевавших копейщиков,пищальников, конных, пушкарей, затинщиков,[12] гранатчиков и пешей посошнойрати,[13] сборщиков и окладчиков, посыльных, некоторого количества иноземныхнаемников и прочих служилых людей, двинулось дальше. Были здесь и лекари, исвященники, и знатоки осадного дела, и даже судьи. Войско было вооруженотурецкими кривыми саблями и луками, хотя некоторые уже завели себедорогостоящие мушкеты и пистоли. Почти у каждого были топор, кинжал и копье.Знатные вельможи облачены были в латы и кольчуги, а на головах имели шлемы илишишаки. Прочие воины одеты были кто во что горазд.
13 августа русское войско миновало Свияжск, где уже два годабыл воеводою Игнатий Вешняков, а еще через несколько дней встало под стенамиКазани.
А там пророчество Горшанды было уже забыто. Татары несомневались, что и этот поход московского царя окончится провалом, тем паче чтопервые атаки русских отбили без особого труда.
Не обошлось и без сарацинского колдовства. Осаждающиеежедневно видели: чуть только станет восходить солнце, на стенах городапоявляются то мурзы, то старухи казанские и начинают выкрикивать сатанинскиесловеса, непристойно кружась и размахивая подолами в сторону русского войска. Ихотя бы день начинался вполне ясно, немедленно поднимался ветер и припускалтакой дождь, что вся земля обращалась в кашу. Не зря прежде на этом местезмеиное болото лежало!
В конце концов колдовство татарское дало свои плоды: всентябре разразилась страшная буря. Шатры в русском лагере разбросало по земле.На Волге поднялся настоящий шторм и разбил лодки с провизией для войска.Осажденные ликовали и с высоты своих укрепленных стен насмехались над «белымцарем». Поднимая одежды, они поворачивались спиной к русским и с непристойнымителодвижениями вопили: «Смотри, царь Иван! Вот как ты возьмешь Казань!»
Иван Васильевич был вне себя от гнева и даже начал пенять наБога и просить его о подмоге:
– Осуди, Господи, обижающих меня, и помешай воюющим со мною,и возьми оружие свое и щит, и приди мне на помощь, и накажи гонящих меня, испаси душу мою, ибо твой я!