Четыре девушки-официантки сгрудились вокруг бармена,высокого красавца с седыми кудрями и редкими морщинами, пересекавшими лицо. Этобыл снова он – тот самый Босс, Godfather из Топанга-каньона. Одной ладонью онсделал Москвичу приглашающий жест, другой показал на своих круглощеких помощници пропел своим чрезвычайным баритоном:

I used to be a travelling man,

Yo-yo-yo, Until I hit Mcdonald's place,

Yo-yo-yo, Where little cheek here

Little cheek there…[16]

– Здесь, что ли, продают билеты в музей? – хмуроспросил Москвич. Пистолеты его еще дымились.

Взрыв хохота был ответом. Сопровождаемый смехом, шутливымивозгласами, хлопками по плечам и ягодицам, Москвич пробрался к стойке. Лукавоухмыляющийся всеми морщинами бармен поставил перед ним здоровенный бокал скакой-то прозрачной чертовской смесью. На дне бокала плавали не совсем обычныеингредиенты: бразильский орех, серебряная монета с профилем Линкольна и мексиканскийчервячок «гусано-де-оро».

Совсем уже успокоившись, Москвич оглядел дымную комнату.Славные рожи Джонов Уэйнов, Гарри Куперов, Грегори Пеков, Кларков Гейбловвесело подмигивали ему. Расстроенное пианино дребезжало в стиле рэг-тайма.

– Это вы, что ли, ребята? – спросил он их.

– Факт. Это мы! – послышался дружный ответ. –Разве не узнаешь?

Он отхлебнул «молочка пустыни». Вкусно, крепко, черт побери,и просто отлично!

– Вы меня поймите правильно, мужики, – заговорилМосквич, стараясь попасть «в тон». – Я человек, конечно, нездешний,приезжий. Ясно? Однако участвую в типичном американском приключении. Не знаю,искал ли кто-нибудь из вас ту, что упала на Вествуд-бульваре около полуночи?

– Всем приходилось, – серьезно кивнул один изПеков, и все остальные кивнули.

– Тогда ответьте мне по-человечески, – попросилМосквич. – Есть ли тут смысл, а? Вообще-то? Стоит ли мне колбаситься вэтом приключении или слинять назад, к кабинетной тишайшей работе?

Славные пионеры ответить на этот вопрос не успели. Как впесне поется, «внезапно с шумом распахнулись двери» и в салун влетелотрицательный герой вестерна, затянутый в черную кожу вертлявый пшют, конечноже, в маске до глаз, конечно же, с черепушкой и двумя берцовыми на шляпе,конечно же, Мемозов. Ни слова не сказав, а только взвизгнув, он открыл частуюстрельбу в дальний угол. Смолк, как будто захлебнулся, веселый рэг-тайм…

– Скотина какая, – проворчал бармен, – вечновот так врывается на полуслове, стреляет в пианиста…

Компании, собравшейся в «Шалаше старого Макдональда»,конечно же, ничего не стоило изрешетить антиавтора в мгновение ока, однаконикто из героев не притронулся к оружию. Все повернулись к Москвичу: все знали,что схватка с назойливым Мемозовым его право и что ему нужно сейчас всего лишь прищуритьсяна незваного гостя, только лишь прищуриться, но очень сильно. Москвичприщурился, и удачно! Вновь задребезжал рэг-тайм, а Мемозов как влетел в салун,так и вылетел, растворился в подлунном мире.

Все тогда с шумом поднялись – пора в дорогу. Все, а с ними иМосквич, вышли на улицу, отвязали коней, попрыгали в седла. Вскоре кавалькадавсадников растянулась в цепочку и поплыла по гребню подлунных гор. Звучалитрубы. Марш «Американский патруль».

Впереди Москвича покачивался в седле бывший босс, бывшийпилот, бывший бармен.

– Вы спрашиваете, oldfellow, есть ли смысл вам и дальшеоставаться в вашем приключении? – говорил он. – Раз уж вы его начали,то оставайтесь. Мне кажется, вы здесь не лишний элемент. Лично на мнеблаготворно сказывается ваше присутствие. У вас есть тяга к положительному, уменя ее раньше не было. Если бы не ваше воображение, я бы, возможно,превратился в настоящего криминала, в богача и циника, играющего человеческимижизнями, – словом, в чудовище. Благодаря вам я сейчас спокойно покачиваюсьв старом кожаном седле, спокойно покуриваю свою трубку, моя нервная системауравновешена, пищеварение хорошее, пульс шестьдесят ударов в минуту, неиспытываю никаких угрызений совести, а, напротив, наслаждаюсь обществом этихзамечательных парней и, значит, извлекаю для себя гораздо больше выгод, чем изпрезренного богатства и погони за властью. В самом деле, джентльмены, не стоитли нам иногда задуматься над простыми истинами? Не кажется ли вам, что честная,простая, моральная жизнь просто-напросто более выгодна и человеку, и обществу,чем жизнь, полная гадких интриг, насилия и нетерпимости?

И так же легко и свободно, как только что размышлял, конныйфилософ запел своим монументальным баритоном:

I've got the world on a string…

«Приходите играть вместе с нами!»

«Каждый – зритель и актер!»

«Ренессанс! Ярмарка удовольствий!»

«В долине Агура, на Олд Парамаунт Рэнч!»

«13-я ежегодная! Дюжина булочника!»[17]

«Слава Ее Величеству Елизавете I!»

«Боже, храни Королеву!»

«Вместе с нами веселый Робин Гуд и девица Мариан!»

«Парады! Развлечения! Ремесла! Кухня! Игры!»

«Бродячие музыканты, менестрели, акробаты, шуты!»

«Каждый мужчина – король Мая! Каждая женщина – королева Мая!В нашем графстве этой весной!»

Такие удивительные объявления мы прочли однажды вудивительной калифорнийской газете «Ram & Goblet» («Баран и бокал» –видимо, намек на возможность «выпить-закусить»), набранной архаическим шрифтомпо средневековому правописанию.

Кому же не хочется стать королем Мая? И вот мы с Дином катимв его рычащей маленькой машине по Вентури-фривэй. Впереди, сзади, по бокам впять рядов катят попутчики. Нет-нет да мелькнет за стеклом «форда», «тойоты»или «лендровера» пиратская косица, шляпа с перьями, бархатный плащ. В самомделе, не мы одни такие умные!

Через некоторое время убеждаемся: тысячи таких умных прибылина Renessance Pleasure Fair в долину Агура, тысячи автомобилей рядами стоят напаркинг-лот меж зеленых холмов.

Мы паркуемся, идем вместе с толпой, переваливаем черезневысокий холм и оказываемся в другом мире. Паркинг-лот с его гигантскимдисциплинированным автостадом исчезает за холмом. Сбоку от пыльной грунтовойдороги гарцует средневековый герольд в лентах и перьях.