Я сидела на балконе, ела черешню, смотрела на темнеющее небо. Задержать мгновение — только это и может спасти. От чего? Мне было все тревожнее. Слишком тихо сегодня. Ни одного звонка. Даже от Антона. И тут он позвонил в дверь.

Я не сомневалась в том, что это он, когда шла открывать. Никогда не перепутаю звонок от него и от Бориса. У обоих есть ключи, но они ими не пользуются.

Антон вошел. Боже, какое потрясение! Я еле устояла на ногах. Меня слепит и сносит сила его чувств. А его невероятная красота всякий раз вызывает какое-то счастливое изумление. Нет слов, с помощью которых я могла бы передать нашу нежность и страсть. Мы пьянели и теряли разум, а отрываться друг от друга было мучением.

И только поздно ночью Антон рассказал мне, что произошло. Он слишком часто подчеркивал, что это несчастный случай, что к нему это прямого отношения не имеет. Зря старался. Я сразу поняла, что охота продолжается. А ведь тот человек, который его ранил, уже сидит. Мрак сгущается по дьявольскому замыслу. То ли людей, то ли наших судеб.

— Мне кажется, делом занимаются хорошие следователи, — сказала я. — Они разберутся. Постарайся на время выбросить все из головы. Тебе необходимо отдыхать. Ты предупредил Кристину, что задержишься?

— Да, — как-то удрученно произнес он. — Сейчас поеду. Мария, нам нужно что-то решить.

— Тихо, — приложила я палец к его губам. — Не сейчас. Давай выберемся из этого непонятного болота. Кристина — наша семья, мы все в опасности.

— Конечно, — сказал он и улыбнулся мне своей чудесной улыбкой. Его улыбка долго согревает меня, когда он уходит.

Я проводила Антона до двери, потом пошла на балкон: смотреть, как он уезжает. Хлопнула дверца, звук мотора, его машина проехала под уличным фонарем. Я не уходила. А через пару минут под тем же фонарем от ограды дома проехала другая машина. Я узнала ее. Это «Ленд Крузер» Бориса.

Я приехал к ее дому в девять часов вечера. Все это время после нападения на Антона старался держаться подальше от нее и в принципе держать себя в руках. Себе не совру: меня устроило развитие событий. Кто бы это ни был, но он сделал то, что хотел бы сделать я. И Мария получила хороший урок. Так я надеялся. Если бы мне пришлось ей выразить соболезнование по случаю его безвременной кончины, было бы проще, конечно. Я бы точно сумел ее простить. Но он жив и здоров. Поняли ли они оба, что самое время остановиться и не испытывать больше судьбу? Это я и приехал узнать.

Пока я парковался, появился Антон, вошел во двор и направился к ее подъезду. Значит, так они поняли. Я остался в машине и сгорал в холодном бешенстве, наверное, столетие. Он уехал поздно ночью. Был соблазн — обогнать его, заставить выйти и… И отпустить в себе все, что я так долго давлю, кромсаю и безуспешно пытаюсь истребить. Но то, что следует истребить, не во мне. Это выше. Вот в чем беда. Я не сделал того, что хотел. Помог элементарный расчет. Антона наверняка пасут после покушения. Могу влететь в ловушку, поеду отбывать срок за убийство, а Мария останется одна.

Я вернулся домой. Дожил до утра и позвонил Марии. Нам требовалось объясниться. Я не могу больше жить в такой неопределенности. Или есть у меня хоть какой-то шанс, или нет его. Она — честный человек, она должна ответить. Именно это я ей и сказал. Она молчала, кажется, вечность. Потом ответила:

— Давай встретимся, но не у меня.

— Хорошо. Закажу столик в ресторане. Заеду в восемь. Нормально?

— Да.

Мария спустилась ко мне через три минуты после моего звонка. Значит, была готова и ждала. На ней было черное простое платье с небольшим вырезом. Глаза немного подведены, на губах помада темного золота. Бледная, похудевшая и освещенная тем особым бесстыдным светом, который появляется в женщине только после ночей порочной любви. Во время нашей близости я не замечал такого.

Я повез ее в маленький ресторанчик за Кольцевой. Он всегда почти пустой. Заказал шампанское, легкие закуски, мороженое. Интересный вопрос задала она мне сразу:

— Как и когда ты узнал?

Я рассмеялся, так это было мило и по-детски. Она придумала себе тайну и верила в то, что ее никому не разгадать. Это же так тяжело — любовник в соседнем доме, его жена — ее дочь, я могу в любой момент приехать с ключом в кармане. Но у Марии неискоренимые иллюзии о всеобщей порядочности. Их не смогла поколебать даже собственная порочность. Она не допускала, что кто-то, кому она все не рассказала, как на духу, позволит себе узнать ее тайну самостоятельно. Это же фи, какой дурной тон.

— Самым простым способом, — объяснил я доброжелательно. — Приехал днем к тебе с шоколадными пирожными, удалось найти твои любимые. А после того как мне не открыли, решил просто оставить их у тебя на кухне и уйти. Но квартира не была пустой. Я пошел на звук в твою спальню. Признаюсь, сразу не смог оторваться, таким упоительным было зрелище. Ты великолепна в постели с чужим мужем. Он тоже ничего.

— Я поняла. Прошу, не увлекайся подробностями. Если ты позвал меня для того, чтобы растравить мои раны каплями своей злобы, — не старайся. Больнее мне вряд ли будет. И все, что я знаю о своей вине, о тех последствиях, которые каждую минуту мне угрожают расправой, — это только мое дело. Не собираюсь делиться. Тем более ты с такой ноты начал разговор.

— Разговор начала ты, — уточнил я. — С классической проверки лжецов: узнать, что известно. В остальном можно продолжать лгать.

Разговор не получился с первой минуты. Я ничего не мог с собой поделать. Она рядом, она так оскорбительно, вызывающе хороша, а между нами та постель, на которой они с Антоном уничтожали мою радость, мою мужскую победу, мое самоуважение. И самое главное… Если бы меня спросили, какое чувство причиняет наиболее жгучую боль в самом широком спектре эмоций, я бы ответил без колебаний: для меня это ревность. Эта плотская ярость, требующая обладания и уничтожения в одно и то же время. Легче терять близких, терпеть поражение в бою, лежать придавленным каменной плитой. Легче знать, что умрешь через минуту. Все это намного легче.

Мария ничего не ела. Отпила немного шампанского. Я допил бутылку, и мы вышли.

— Ты решила, что не стоит отвечать на вопрос, который я задал по телефону? Я спросил, есть ли у меня шанс? Надежда на то, что мы с этим справимся?

Мы стояли у машины на обочине дороги, которая шла вдоль леса. Мария не сразу ответила. Но смотрела на меня внимательно, печально, горько. Хороший взгляд. Но в нем был приговор.

— Какой теперь смысл об этом говорить? — наконец произнесла она. — Мы не справились даже с тенью одного эпизода. Я ощущала твою ярость, кажется, ненависть. И не испытывала раскаяния. Такая мелочь: у меня есть чувства, которые не зависят от твоих, если ты понимаешь, о чем я. Да, это минное поле, но тот, кто хочет компромисса, способен по нему пройти. Мы — нет. Ни один из нас не хочет этого компромисса. Или не способен на него. Нам не остаться даже добрыми друзьями.