А Ковальский лежал на диване в своём новообретённом «кабинете», глазел на развешенные вдоль стен эрвэграфии и тихо напевал сам себе какую-то песню.

Ещё только утро.

Ещё немного, и он направится в точности туда, куда его несло вот уже полжизни. Согласно его воле или против, но это место именно здесь. Избранные, есть ли выбор у вас самих. Есть ли у тебя самого выбор?!!

Выбрать нечто из ничего. Или вместо ничего.

Теперь он улыбается, чувствуя… Не так, как улыбался Отрядному. Улыбается по-настоящему. Радостно и добро.

Он, снаряд, призванный вечно лететь к цели. И она уже почти стала ему ясна.

Глава III. Выход. Часть 6

Десятые сутки. Я здесь уже десятые сутки.

Слова эти звучали для меня голой констатацией абстрактного знания. Время попросту перестало служить мне ориентиром, расслоившись в вязкую кашу без форм и пропорций.

Что ещё может статься с тем, что предало тебя, оставив наедине с собой и этой колючей изнанкой вселенной. Ню-Файри я полагал финишной чертой. Долгожданной гранью, за которой меня встретит, наконец-то, заслуженная тишина. Сквозь боль и яростные крики внешнего мира я всё так же считал и считал эти дурацкие секунды до того, как…

До того, как что? Здесь я уже десятые сутки. И ничего не происходит. Ем, сплю, живу какой-то своей сумрачной жизнью, слышу какие-то звуки, вижу какие-то образы. А финишной черты, желанной цели всё нет. Время предало меня. Единственное, чего всю жизнь не хватало, то самое время, за которое я продолжал цепляться руками, зубами, сорванными ногтями — как воспринимать то, что теперь скользит мимо, почему-то больше меня не касаясь, нет ему никакого до моих стенаний дела.

Когда меня в очередной раз отпускало, я подходил к ближайшей стене, принимался трогать её кончиками пальцев, прижиматься к ней горячим телом. За стеной тяжким бременем жило всё то же живое биение пульса пилона. Могучее, мерное, покойное, оно избавляло от неизбывного душевного зуда, оно хоть как-то отогревало душу. В эту бездну могло ухнуть с полмиллиарда таких мелких душонок, как была некогда у меня, так чего ж вам всем от меня нужно?

Наутро вторых суток, в такой точно миг сладостного успокоения в комнату вновь вошёл Отрядный. Я кивнул головой, тот машинально отсалютовал. Когда я спросил его, почему он пришёл именно сейчас, Отрядный удивлённо моргнул:

«Как почему… Мы же вчера договаривались, я обещал вам показать…»

Я тогда действительно его смутил. Нужно учитывать, как я начинаю влиять на людей — он не очень отдавал в этот миг себе отчёт в том, что происходит. Однако совестно мне отнюдь не стало, неотразимые инвективы Духа не проходили бесследно, ситуационная рутина брала своё. Я понемногу привыкал. И с этим тоже можно жить.

«Да, конечно, ты прав. Отрядный, мы не на службе, расслабься и ответь, подумав. Простой вопрос — почему именно сейчас?»

Он (вот странно, да?..) моментально вернул себе уверенность и стройность речи, даже поза его стала какой-то более… расслабленной что ли, и энергичной одновременно.

«Ну, я думал прийти ещё раньше, часов в десять по времени Базы, но церебр подтвердил, что вы встали в семь… то есть вы уже могли уйти, или ещё что. Вам же сейчас удобно?» — уверенным тоном заявил он без малейшей вопросительной интонации.

«Да, вполне. На самом деле у меня нет на Ню-Файри никаких дел. Я теперь почти всегда свободен, если ты помнишь, я оставил службу в Корпусе куда раньше тебя и уже почти успел привыкнуть».

А что я ему ещё мог сказать? Что всё утро провалялся на кушетке, пытаясь хоть на секунду избавиться от этих двоих в собственной голове? Даже если бы он мне и поверил, он бы всё равно ничего так и не понял.

«А, ну так… пойдёмте! Сейчас самое время. В ангаре полный сбор персонала. Ну, знаете, дозаправка, текущий тестинг, ремонт, ночью-то они чаще всего — работают. Самое время…»

Не подскажете, нормально ли это, если человек каждый раз вздрагивает при слове «время»? Вот именно. И кто такие загадочные «они».

«А что там, в этом ангаре?»

Отрядный радостно улыбнулся.

«О, вы должны увидеть это собственными глазами, слова, они… здесь не годятся. Будет сюрприз, зачем его портить?»

Он повлёк меня куда-то, а я безропотно подчинился его порыву. Что оставалось — я чувствовал в этом его упорстве шулерскую руку того, кто должен мне пару ответов. И не зря. Беззвучно скользнула вверх наружная бронепанель, открывая нашему взору зрелище, достойное того, чтобы вспомнить о нём ещё хоть раз.

Отформованная до кристальной прозрачности плита н-фаза непроницаемым куполом выдавалась на десяток метров в пустоту. Рубчатое покрытие пола изгибалось гладкой дугой, чтобы оборваться туда же. В лицо мне плеснуло дуновение чужого ветра, разметав полы плаща. Эффект был настолько нарочит и театрален, что я невольно растерялся. Набрав в грудь больше воздуха, словно собираясь нырнуть в глубь бездонного озера, я шагнул вперёд, навстречу развернувшейся передо мной панораме.

Не помню, оставался ли ещё в тот момент со мной Отрядный. Надеюсь, что нет.

Я стоял у края платформы, повисшей в бездонной пустоте и мраке. И плакал, роняя горькие слёзы туда, где не было видно дна.

Если бы не эти последние годы жизни Сержантом. Если бы Капитан Ковальский, что продолжает жить глубоко во мне… да и остальные ребята, тоже славные, хорошие, сильные, они и только они всё это время загораживали от меня то, что я видел. Красавчик Рэдди, наивный мальчик с огромным желанием счастья для себя и многих свершений для Галактики — твоё место было здесь, на этой невоздержанной планете. Одними лишь талантами, перенятыми мною у тех двоих, я чувствовал в себе способность понять глубинный смысл, самую суть этого места.

Ню-Файри… где был этот мир, когда молодость моя грелась на солнечных полянах Пентарры? Почему мне было суждено добраться сюда именно сейчас, когда сердце моё сплошь покрыто уже не шрамами — непроницаемой коростой мёртвого гноя.

Я плакал над пропастью.

Да, я плакал.

Глаза, тлеющие во мгле, мерцали прямо передо мной, на высоте добрых сотен метров. Они были единственно живыми на неживом лице, и эта чужая, завораживающая сила била через них ключом. Подвески оборудования, огневые гнёзда, вмятины в броне вследствие разрушительных воздействий каких-то поистине титанических внешних сил. Вольно, но не беспомощно опущенные манипуляторы, нет — руки, пусть сейчас лишённые сил, но только на