нет. А иначе… желать, чтобы кто-то другой прошёл через всё это, было бы кощунством по отношению к памяти нашей любви. А в качестве нелюди — мы встретились бы, рано или поздно. Для нас оба этих слова одинаково бессмысленны, правда?

Рэдди снова всей кожей почувствовал вокруг ледяной холод. То ли лёд её дыхания, то ли стужу, исходящую из него самого. Неужели они двое когда-то действительно были людьми? Живыми, тёплыми, радующимися жизни?

— Тебе хоть иногда позволяют побыть человеком? — голос слушался его с завидной чёткостью. Таким голосом поначалу говорило его Эхо. А Дух над этим смеялся.

— Можно, часами, днями. Вот только… это очень больно. Почти физически. Невыносимо.

Он кивнул. Он понимал. Совсем немного, но уже понимал.

— Ты знаешь, Оля, а я действительно мог прожить хорошую жизнь, но вместо этого только тянул и тянул вслед за собой в бездну ни в чём не повинных, даже не подозревающих о моей беде людей. Я задолжал отнюдь не себе, а им, погибшим по моей глупости.

Она в ответ покачала головой.

— Не надо так. Это ты из нас — Избранный. Тебе подвластно нечто, недоступное больше никому. Ты лишь неосознанно проявлял свою волю. Это ваше слово. «Воля». Каждый из промелькнувших мимо тебя людей в тысячи раз счастливее тебя и меня, их не травит ежесекундно холод, они не должны бороться сами с собой… Им не нужна целая Вселенная, чтобы жить, и не нужно спрашивать ни у кого разрешения, чтобы умереть. Так что же ты им должен?

— Собственную жизнь, не более того.

Оля снова кивнула, на этот раз в её внимательном взгляде всё-таки мелькнула искорка тепла.

— А ты всё-таки готов, Рэдди, Первый в тебе не ошибся.

Рэдди передёрнуло. От знакомого Имени кожу словно пронизало электрическим разрядом.

— Что ты знаешь о его ошибках?

— Мне страшно работать с ним… знаешь, мне иногда кажется, что он никогда полностью не уходит туда, он единственный из Вечных всегда частью своей личности остаётся человеком. Как с таким можно жить?..

Рэдди не ответил. Он пытался прислушаться к себе. Казалось, слово за слово его покидало что-то важное. Нужно двигаться дальше, он сможет. Говори, говори, может быть — последний раз в жизни!

Оля нарушила молчание лишь спустя некоторое время. Она ведь тоже смотрела на него, будто искала что-то… навсегда утерянное. Рассказывала же она словно вовсе не ему:

— Жизнедеятельность Ксил связана с передачей огромных массивов информации, мы быстро теряем свою биологическую память, образ за образом, покуда от такой маленькой жизни девочки Оли не осталось почти ничего. Сейчас её временно… вернули по моей просьбе, но есть два момента, которые останутся со мной, видимо, навсегда.

Слова плавно скользили, без единой заминки, без единой эмоции, как будто она говорила не о самой себе, а о совершенно постороннем человеке. Когда прохладная ладонь скользнула к его щеке, Рэдди нервно сглотнул. Он ещё способен на подобные эмоции? Ответная ласка была едва заметной, но Оля покачиванием ресниц показала, что и этого ей было достаточно.

— Опиши мне их, Оля, покажи мне их, иначе я и сам перестану доверять своей проклятой дарёной памяти.

Почему так холоден твой голос?

Оля, казалось, глубоко задумалась. Размышляет, какую часть правды ему сто́ит знать, а что, быть может, разумнее от него всё-таки утаить? Он уже почти смирился со своим поражением, когда её сильный голос наполнил просторное помещение.

— Однажды папа меня катал на флайере… вначале мы летели достаточно низко, так что деревья с невероятной скоростью проносились под самым днищем лёгкого аппарата. Я визжала от радости, чуть не выпрыгивая из кресла. А потом мы начали подниматься всё выше и выше, земля удалялась, знакомые с детства детали становились всё меньше и вскоре перестали узнаваться вовсе. Я увидела сквозь окно в облаках блеснувший кружок. На осознание того, что это наше озеро, у меня ушло некоторое время. И тогда меня сковал такой ужас, забыть который мне не удаётся до сих пор. Я билась в руках отца, слёзы текли по лицу, сердце колотилось как бешеное. Я кричала: «Верните мне всё!.. Оно теперь ненастоящее!.. Верните мне мою Пентарру!!!»

Оля помолчала секунду и продолжила всё с тем же бесстрастным выражением в голосе.

— Я любила её живую…

Уже почти явственно чувствуя нечто, поднимающееся у него в груди, Рэдди боялся пошевелиться, боялся спугнуть.

— А… второй эпизод?

Она направила взгляд туда, за неразличимую грань внешнего защитного экрана, где уже во всей красе сверкала картина ночного Ню-Файри. Удивительно, подумал Рэдди, при такой чудовищной атмосфере были видны некоторые звёзды, такие яркие, они могли успешно соперничать с проносящимися мимо бортовыми огнями десантных ботов. Здесь очень плотное скопление.

— Рэдди-Рэдди… — тихонько протянула она. — Помнишь тот разговор у спасательной шлюпки?

Рэдди помрачнел ещё больше, попытался выдавить из себя улыбку, но не сумел.

— Я столько раз обдумывал свои косные, бессмысленные прощальные слова, что в один прекрасный момент захотел вовсе позабыть тот день.

Оля кивнула.

— Но всё-таки не забыл?

— Вся странность в том, что это был монолог человека, отправляющегося на почти неизбежную гибель, перед девушкой, ради безопасной и долгой жизни которой он был обязан так поступить. Я мечтал поселить в тебе своими словами уверенность, что всё будет хорошо… чтобы ты обо мне не волновалась. Проснулся же я не с воспоминаниями о пережитых ужасах десятилетнего царства кромешной тьмы, а с единственной мыслью о том, что время прошло мимо меня, и в его бездонных пространствах осталась мёртвая Пентарра, мёртвая моя любовь, мёртвая ты. Всё оказалось совсем не так, как я это себе представлял.

— Ты ненавидел после этого Галактику?

Рэдди вновь обернул к ней свой взор, оторвавшись от созерцания колдовства волшебной здешней ночи.

— Людей, обстоятельства, врага?.. нет, в моей искорёженной душе всё-таки не нашлось места подобным вещам. Это я твёрдо уяснил для себя с высот моих былых взлётов и из глубин моего падения последних лет. Но иногда я продолжал чувствовать нечто подобное к самому себе…

Он замолчал. В голове воцарились пустота и недвижимость. Оля тоже о чём-то задумалась. Меж ними осталось лишь касание рук да еле слышный шелест дыхания.

— Ты тоже чувствуешь, когда туда смотришь? — спросил отчего-то он.

— Куда? — ему показалось, или — в её голосе действительно скользнуло удивление.

— Туда, во тьму. Все эти огни…