в отрицание и обвинить рассказчика во лжи, да только знал он прекрасно, что шутить Хоук не умеет.

— Плохо. Кто знает, сколько эта дура-девчонка будет помалкивать и не создавать нам проблем, — фыркнул Гаррет, не добрым словом помянув Кальпернию.

Пусть они пришли к соглашению: она не выпускает магистра из виду, а он запирает её в комнате, чтобы она не смогла покинуть дом, — но Хоук, за последние годы став ещё большим параноиком, не мог не думать, что магесса в любой момент готова сделать какую-нибудь гадость и сообщить венатори о местонахождении цели их поисков. Вот Гаррет, взяв на себя роль последней преграды перед пленением фанатиками, надеялся, что бы хромой маг поскорее пришёл в себя, восстановился и сам начал заботиться о сохранении своей свободы, если он ею так дорожит.

— Давно ли ты стал держать рядом врагов? — почти что с интересом профессионального психолога спросил Андерс, до сих пор обнаруживая изменения, которые произошли с его другом с последней их встречи в Киркволле.

— Безумец мне не простит её убийство, — ответил Гаррет и даже сам скривился от своих слов и этого вынужденного «милосердия». — Она сильный маг. Вот он, помешанный на всём магическом, с ней и возится. Даже в море полез её спасать. Хотя я так надеялся, что она потонет.

— Ты теперь и чужое мнение учитываешь? — усмехнулся целитель.

Хорошо Андерс знал своего друга, а поэтому сразу раскусил, что скрывается за напущенной грубостью Защитника. О неизвестном маге он говорит с уважением, смиренно признавая его полное превосходство. В подобном ключе за свою жизнь Гаррет говорил только о Малькольме — своём отце. Так что подобное «признание» от одного из самых вредных магов заставляло Андерса ещё больше заинтересоваться своим старшим соратником по ордену. Что-то уж слишком странный ореол тайны вертится вокруг таинственного Стража.

— До тех пор, пока я не верну ему долг за спасение жизни.

«Долг» из уст мужчины не звучал пустой формальностью или громким словом, которым нередко любят раскидываться. Это не тот «долг» другу, который, выручив, дал монеты взаймы. Это не тот «долг», когда ты стучишь по плечу напарника, обещая выпивку за свой счёт, за то, что он принял на щит пропущенный тобою удар врага.

Это был именно долг спасения жизни. И заслуги магистра никак не приуменьшишь, поскольку они были обречены и без его помощи у них не было бы даже малейшего шанса сбежать. Хорошо бы это понимала и, уже дважды ему обязанная, но остававшаяся неблагодарной, бесчестная северянка, а не стремилась исполнить приказ полоумного куска лириума.

Теперь усмехнулся уже Защитник. Он отчётливо видел, что у Андерса были ещё вопросы. Чувствует, революционер недоделанный, что мимо него гуляет в секрете очень даже любопытный, невероятный факт о хромом маге. Интуиция у него хорошо развита, без неё он бы так удачно не бегал от храмовников, потом от Стражей, а затем и от Церкви. Да только Андерс, поддерживая репутацию хорошего лекаря, не мог себе позволить, словно сплетник на рынке, потакать своему любопытству. Этика не позволяет целителю знать больше, чем нужно для лечения, если пациент сам не пожелает излить душу. А тут секреты не только одного человека, а целых организаций. Так объяснил Страж то, что в его доме находятся представители двух противостоящих друг другу сил и оба молчат, а их общий секрет и интерес завязан на одном и том же человеке. Тут уже вопрос не только этики, а и собственной безопасности: попытка влезть в секреты таких уровней пагубно влияет на самочувствие.

Вот и Хоук хотел оставить тайны Инквизиции за её стенами. Мир не обязан знать обо всём происходящем, потому что мировая паника уж точно не способствует победе над Корифеем. Однако от друга он не хотел скрывать правду, хотя бы чтобы Андерс понял, почему так важно для мира, чтобы истощённый маг выжил. И не просто беспечно отмахивался, мол, да выживет он, от обычного сна после такого истощения ещё никто не помирал, а всерьёз взялся за работу с полным пониманием ситуации.

— Помнишь наш рассказ о порождении тьмы в Виммарских горах?

— Это, которого вы, были уверены, убили, но который вполне себе выжил, возомнил из себя древнего тевинтерского магистра и теперь своими речами о былом величии Империи навёл смуту в тевинтерском обществе, разделив на помнящих природу скверны и идиотов? — вопрос Андерса был риторическим, благодаря нему он описал Хоуку ситуацию в Тевинтере, а заодно последним изречением показал свою однозначную позицию в данном вопросе.

Да будь этот Старший хоть Создателем или великим спасителем всех магов! Скверна неспособна к созиданию, только — к уничтожению. Андерсу, заставшему Мор и являющемуся Стражем, об этом напоминать не надо.

И судя по всему он не уверовал в слова скверны-переростка об его причастности к первым порождениям тьмы. Но Хоук решил разрушить все надежды целителя на то, что девятый век не настолько обезумел и действительно не притащил сквозь века гостя из прошлого. О, нет, обезумел и притащил, да не одного, а двоих.

— Он «тот самый». Это точно.

— Инквизиция в архивах отрыла доказательства?

— И это тоже. А ещё есть Безумец — он второй магистр.

Вот зря Гаррет не предупредил друга, что кружку с чаем нужно было отодвинуть подальше, перед тем, как начал «разрушать все надежды», а уж тем более не пить из неё. Услышанные слова комом встали в горле вместе с чаем, из-за чего маг подавился и теперь отчаянно откашливался на потеху собеседнику. Способности магистра в своё время Хоука ошарашили, и поэтому сейчас ему было очень даже приятно видеть, что кто-то попал в такую же ситуацию. Навевает, знаете ли, чувство превосходства.

Когда риск лишиться жизни из-за чая исчез, сознание Андерса вернулось к тому, что его и шокировало, поэтому он тут же удивлёнными глазами уставился на собеседника. Первым делом хотелось воскликнуть, что шутка не удалась, да только быстрее пришло осознание, что перед ним не Варрик сидит, который порой слишком уж увлекается своими байками, а Хоук, действительно неумевший шутить. Следом хотелось воскликнуть: «Невозможно!». Пусть Андерс порождения тьмы из Виммарских гор лично не видел, но наслушался о нём достаточно от набравшихся впечатлениями друзей. В Тедасе практически единогласно было принято считать, что природа древних тевинтерских магистров изуродована до неузнаваемости. Они первые порождения тьмы, грешные существа, монстры — кто угодно, но уж точно не люди. Вынырнувший из глубин эпох Корифей такую точку зрения лишь укрепил. Привыкший к такому образу Андерс никак не мог увидеть «того самого» в маге,