* * *

Пока герой их спасения из лап кунарийских быков спал, казалось, мертвецким сном, Кальперния просидела рядом, запертая с ним в одной комнате. К лекарю-беглецу она не находила повод придраться: необходимую помощь упавшему от истощения в обморок человеку он обеспечил на высшем уровне. А больше хромому магу ничего и не угрожало, ему оставалось лишь спать и набираться сил.

Поддаваясь гордости, Кальпернии хотелось его отчитать за то, что он был так расточителен в трате своих последних сил, из-за чего оказался бессилен перед теми, от кого бегал. Девушка по праву хотела считать, что только благодаря ей он всё ещё на свободе, а не в лапах фанатиков Инквизиции.

Но она не посмела умничать, поскольку помнила, ради кого магистр потратил эти самые последние силы, которые должны были ему помочь сбежать от них обоих.

Побег и этот сложнейший для неё заплыв ныне, по ощущениям, прошли быстро, на эмоциях, воспринимались как чужая история, которая приключилась даже не с ними. Однако долгие часы, проведённые в тишине, позволили магессе обдумать случившееся. Всплыли все воспоминания, связанные с её страхом, которые разум старался скрыть ради своего собственного спокойствия и неповторения той паники. А потом она начала в полной мере осознавать, что гибель в пучине вод была не только нагнетанием паникующего разума, а самым вероятным исходом.

Но магистр спас её…

И именно эта мысль вызывала у Кальпернии смятение. Девушка привыкла полагаться только на себя, зная, что никому не нужна бывшая рабыня, это клеймо не смыть никакой силой, ни заслугами. Даже появление Старшего ничего не изменило. Да, он учитель, наставник, лидер и идол. Он первым увидел её потенциал, обучил, возвысил до уровня магистров, но рискнул бы он собой, всех их делом, ради неё, как он рисковал всем ради своего сородича? Кальперния никогда не задаст этот вопрос, потому что боится услышать ответ, понимая, что он будет единственным и отрицательным.

Однако хромой маг сделал то, что ей было ранее неизвестно: настоящий и сильнейший магистр рискнул жизнью ради спасения рабыни. Вот девушка и не знала, как правильно стоит поступить в этом случае. Искать подвоха, корысти в его действиях, магистры ведь ничего не делают без пользы для себя? Воистину по-магистерски высокомерно задрать голову, хмыкнуть и назвать дураком, ведь он сам решил рисковать, она о помощи не просила? Или сделать всё возможное, чтобы отблагодарить его?.. А может пока молча лелеять эту благодарность и молиться, чтобы её герой выздоровел, боясь потерять того единственного, кто ради неё рискнул…

От мыслей о том, что для магистра-то борьба за свою жизнь ещё не закончена, девушка тут же поспешила осмотреть мужчину, лежавшего рядом. Почудилось, что, пока она тут предавалась терзаниям, магу стало непоправимо хуже. Но к счастью, нет. Он всё так же спокойно дышал.

Когда смотреть на него и тем самым подчёркивать его беспомощность нужды не было, девчонка всё равно медлила и не отворачивалась, прикусила губу от ноющего в груди сердца, а потом её взгляд вообще застыл на белой бездвижной руке магистра. Несколько секунд девушка терялась от своего неожиданного желания, но потом всё-таки ему поддалась и обхватила руку мужчины своей.

Нельзя так делать. Уж одно то, что она находится в одной комнате с чужим мужчиной, подлежит осуждению в высшем обществе, а уж такое нарушение личного пространства вообще кощунство. Самовлюблённые магистры в первую очередь им дорожат. Без сомнений убьют бедняка на улице, который от отчаяния бросился магистру под ноги, схватился за полы его мантии, выпрашивая хотя бы медяк, — Кальпернии лично подобное приходилось видеть. Любой свидетель скажет, что она пользуется беспомощностью хромого мага, показывая тем самым своё полное неуважение к тому, кто спас её. Магесса это понимала, но руку так отпустить и не смогла. Сейчас девчонка не думала ни о приличиях, ни об обязанностях своего высокого статуса, ей хотелось только с замиранием сердца смотреть на сновидца, вылавливать каждый его вдох, ощущать относительную теплоту (и главное — не мертвецкий холод) руки, чтобы знать наверняка, что её герою ничего не угрожает и он просто спит, набирается сил.

Да, она магистр, и это звание она обязана отстаивать, как и честь того, кто поднял её так высоко. Да только почему-то, когда она начинает это звание отстаивать да ещё и перед Безумцем, всё всегда получается только хуже. Так почему бы сейчас, хотя бы для себя, не притворяться и не прятать за магистерской маской искреннее волнение о втором самом важном для неё человеке?

Заодно все эти размышления и подсознательное стремление каждого человека с особым трепетом хранить связи с самыми лояльными к нему личностями заставили женщину мысленно поклясться не подпустить к сновидцу лапы Инквизиции. Она не знала, где сейчас шляется Хоук, и понимала, что нельзя надеяться, что целитель будет хранить нейтралитет. Может быть, они уже связались с Инквизицией и теперь подгадывают удобный момент, чтобы избавиться от неё, а мага тут же передать церковникам. И допустить подобное, магесса не могла себе позволить, у неё неоплатный долг перед ним.

Это был именно долг спасения жизни. И заслуги магистра никак не приуменьшишь, поскольку они были обречены и без его помощи у них не было бы даже малейшего шанса сбежать. Хорошо бы это понимал и познавший всю гниль Церкви, но всё равно позволивший стать собачкой на её поводке, бесхребетный южанин, а не стремился исполнить приказ своих хозяев.

С другой стороны, правильнее было искать своих, просить помощи. В городе же должны были остаться их шпионы. Но Кальперния боялась попросту не успеть, она же здесь одна против уже двух потенциальных противников, поэтому ей оставалось лишь не сводить с истощённого мага взгляд, ждать и надеяться, что бы он поскорее проснулся и сам оказал сопротивление фанатикам.

Да, девушка понимала, что в очередной раз она не выполнит задание своего идола, ведь желает помочь мужчине с побегом, а не притащить его к своему сородичу. Вероятно, Старший останется ею недоволен, поскольку он возлагал такие надежды, а у Самсона будет лишний повод над ней поиздеваться. Но… пусть так. Пусть будет так. Пусть упрямый Безумец продолжает быть третьей стороной в этой войне, лишь бы он не достался Инквизиции.

Так прошло время. Много времени. Кальперния, забывая о личном отдыхе и еде, продолжала сидеть и вслушиваться в окружение, которое за пределами комнаты было не таким уж и тихим. Она вздрагивала каждый раз, когда за стеной раздавались шаги хозяина дома