Космосом и людьми. Я знаю многое из того, что недоступно самим Вечным. Я вижу то, чего не видит даже Галаксианин, ибо оно ему слишком чуждо. Послушай то, что я тебе сейчас скажу. В этом ни за что не сознается ни один из них, поскольку они сами стараются об этом забыть. Совет вынужден спешить, спешить туда, в будущее. С одного края на них давят Хранители, с другого — мы, Ксил Эру-Ильтан, а ведь существует ещё и время, этот универсальный, неизбежный фактор, медленное и неотвратимое течение которого не в состоянии остановить никто. То, что для нас с тобой было жизнью, что было счастьем, теплом, радостью… То, что у людей именуется Третьей Эпохой — для Совета лишь единый миг.

Два тысячелетия Совет пестовал то, что люди назовут Временем Вечных.

Мир, благосостояние, размеренный культурный и технологический прогресс… Мы застали его скорбный финал. Человечество стремительно выплёскивается из границ Галактики. Посмотри вокруг, ты должен был почувствовать этот чудовищный прилив.

— Совет Вечных не справляется?

— Да. Да! Именно так! Время маленьких уютных миров, слепленных воедино лишь Советом и его дочерними структурами, уходит безвозвратно. Жёсткое сильное Человечество… ты не хочешь повторения истории Альфы в галактических масштабах?

Он промолчал. Тогда она вздохнула и заговорила тише.

— Прости, я просто повторяю то, что привело сюда меня.

— Тебе не за что извиняться, Оля. Говори всё, что ты думаешь. Только честно.

Оля помолчала в ответ тоже.

— Я слишком долго разговаривала только сама с собой.

Еле слышный вздох.

— Но всё это действительно стоит произнести вслух. Мы здесь и для этого тоже.

Он всё внимательнее вглядывался в её глаза.

— Человек силён тогда, когда собственная воля направляет его в сторону благополучия всего человечества. Ты это хочешь сказать?

— Рэдди… в тебе слишком много застарелой скорби даже для Избранного.

— И ему, Человеку Межгалактическому, уже мало ласковых и незаметных объятий Совета. Ему мало Воинов, Хранителей, Ксил… мало бесконечной войны за Галактику Дрэгон, мало собственных старых и новых ран. Оно переросло не свою погибель, оно переросло саму Смерть, как мы с тобой когда-то… И теперь Совет делает так, чтобы Эпоха за Эпохой, уйти от Человечества, оставить Галактику… я чувствую, что там, впереди, маячит что-то, мне не понятное, никому не понятное…

Он замер на миг и тихо произнёс:

— Ты знаешь, что такое Проект «Вечность»?

И тут же ощутил, впервые с момента её появления здесь, как внутри него заворчали, принялись оживать тени тех двоих, как зашевелился сам Вечный. И снова тишина. Рэдди обмяк.

Оля провела ладонью по его взмокшему лбу.

— Избранных становится из года в год всё меньше, если так всё пойдёт ещё хотя бы тысячу лет — их не останется вовсе. Раньше Кандидаты лишь в одном случае из трёх призывались к служению. Сейчас же таких, как ты — всего десять человек на всю Галактику. Я видела некоторых. И от одного их вида мне становилось страшно. Я всё время думала о тебе… А потом забывала. Насильно заставляла себя забыть. Но ненадолго.

— Посмотри на меня, милая, что ты видишь?

— Ты хочешь знать… — она вскинула взгляд, ожидая, чтобы он сам закончил фразу.

— Я хочу знать, кто я. Посреди огромного человеческого моря Галактики не осталось человека, который был бы способен воспринять меня таким, каким я в действительности стал… Одиночество бьёт тебя наотмашь именно тогда, когда ты к этому меньше всего готов.

Оля ответила не сразу, пристально вглядываясь в полумрак, потом вдруг поежилась, и взгляд, принявший вдруг какое-то обречённое выражение, забегал из стороны в сторону, словно не решаясь встретиться с его глазами.

— Рэдди, знаешь, порой даже мне случается оживать… И первые мгновения всегда принимаешься ошарашено озираться, подобно маленькой девочке, заблудившейся в огромном доме. Тогда ко мне на помощь приходит голос Создателя, он говорит со мной, успокаивает, убеждает. Говорит добрые и нежные слова, этим он мне так напоминает тебя… прежнего Рэдди. Жизнь хороша процессом, движением, сиянием огней. Нельзя жить как снова и снова возрождающийся из пламени феникс, человеческий разум не может вынести такое существование. Давным-давно мне поневоле пришлось смириться с этим… и перестать быть человеком. То, чего ты боишься для целой Галактики, уже случилось со мной когда-то.

Она всё-таки решилась и нашла его взгляд.

Он почувствовал этот неожиданно и так полно установившийся контакт. Мостик, перекинутый меж двух далёких звёзд.

— Тебе нужно чётко усвоить всё это перед тем, как я начну говорить. Я боюсь, что иначе тот выбор, что предстоит тебе сделать, принесёт одному из нас слишком много горя. Хватит с нас двоих, мы и без этого настрадались. Ты хорошо меня понял, Рэдди?

— Да. Я тебя понял.

Он был уже готов крикнуть, дёрнуть её за руку, встряхнуть за плечи, лишь бы она не медлила, лишь бы продолжала.

— Тогда слушай. Передо мной человек, сила которого способна перевернуть эту Метагалактику. Передо мной воин, чьё стремление к цели и чья ярость праведного гнева сравнимы разве что с силой мысли истинного Избранного. Но этот человек слишком торопился жить, а потому сжёг всё, что было выставлено Вселенной на его долю за какую-то сотню лет, сделал себя бессмысленной жертвой собственного проклятия. Он открыл на своей душе столько кровоточащих ран, что они не заживут уже никогда.

Рэдди оскалился.

— Одиночество, что тебя окружает — это одиночество внутреннее, Рэдди. Не люди покидали тебя, а ты бежал от них — в страхе, что вновь воспалится старый шрам под твоей непроницаемой бронёй, вновь будет тревожить то, что ты считаешь собственной душой, хотя и не подозреваешь даже, сколько там осталось души, а сколько — плазмоидной искры.

— Осталось ли…

— Именно поэтому, Рэдди, прежде чем сделать выбор, пойми это, пожалуйста. Не пытайся раньше времени и сверх собственных сил лезть в проблемы Галактики. Разберись сперва в себе, только в себе. А Галактика… она подождёт, и примет любой твой следующий шаг. Ведь это она породила тебя когда-то.

— Раньше ты бы сказала «нас».

— Нет. Неправильно. Мне не доведётся уже делать никакого выбора, — её лицо вдруг снова размягчилось, она стала прежней Олей, девушкой с родной Пентарры. — Однако давно, очень давно, когда я была там, теперь понимаю это со всей отчётливостью, выбор у меня всё-таки был. И я должна была ждать тебя не тут, не у этого окна, а