Ты в армии, — отрезал он. — Нечего рассуждать. Проваливай, живо! Ну? Уберешься ты или нет?

Леметр отдал честь и хотел уж было повернуть «налево кругом», как вдруг отворилась дверь.

— Вольно… — Младший лейтенант де Сиври, войдя в комнату, оглядел Леметра с ног до головы. — Что этому еще тут надо? Все время торчит в канцелярии…

Леметр открыл уже рот, собираясь снова изложить свои претензии. Серполе с подобострастным видом, который особенно хорошо ему удавался благодаря природной сутулости, сказал вполголоса молодому офицеру:

— Да вот, знаете ли, господин лейтенант, ему не терпится узнать, когда его год отпустят, а у нас еще не получен приказ…

Сиври пожал плечами и жестом выслал Леметра. Но когда солдат вышел, Сиври вознегодовал: — Я его понимаю, я их всех понимаю, то есть… потому что… Сколько их?..

— Много, — ответил Сикер. — С утра до вечера ходят, ходят… У этого-то жена на уме… У него молочная в Сен-Дени. Он когда ездил в отпуск, не понравилось ему, что его двоюродный брат… а они одного года призыва… увивается около супруги…

И Серполе, засмеявшись, хлопнул себя по ляжке. Холодный взгляд голубых глаз де Сиври призвал его к порядку.

— Как хотите, Сикер, а надо же узнать, отпускают или не отпускают по домам призыв одиннадцатого года…

Сикер слегка нагнул голову и поправил пенсне.

— Кажется, отпускают, господин лейтенант… Мне один человечек из полковой канцелярии говорил… Приказ о демобилизации будто бы пришел неделю назад, но по ротам еще ничего не сообщали.

— Вечная история! — возмутился де Сиври. — Людской состав! Полковник не желает, чтобы у него уменьшался людской состав. В этом нет ни на грош здравого смысла. Нет, вы скажите, Сикер, есть тут хоть на грош здравого смысла? Нельзя же бесконечно задерживать людей, раз полагается отпустить их? И к тому же мы совершенно не знаем, куда их девать, что с ними делать! Уж этот полковник!

Сиври присел на край стола, за которым писал Серполе. — Послушайте, Серполе… вы читали сегодня утром газеты? Какие там новости? Как относительно СССР? Готово, да? Выставили из Лиги наций? Кстати, вы не слышали? Говорят, получены штатские пальто. Верно? И даже, как я слышал, есть очень приличные, на хорошей подкладке… Вы не можете достать мне какое-нибудь получше? Сходите на склад и возьмите несколько пальто, я примерю и выберу. Ах да, вот еще что: майор находит, что за последние дни слишком уж много народу ездит в Париж. На Восточном вокзале был какой-то скандал, и одного нашего из третьей роты забрали…

Серполе хочет сказать что-то, он кашлянул.

— Вы что? Хотите что-то сказать, капрал? Только поскорее, мне некогда…

Серполе принял самый смиренный вид: — Господин лейтенант… — Словом, он как раз хотел просить разрешения съездить в Париж на рождество. Сиври заважничал: очень неудачно, совсем не во-время, полковник в плохом, настроении. — Видите ли, господин лейтенант… В моей организации… у нас устраивают праздник. — Какая еще организация? Профсоюз? Просить отпуск для пирушки в профсоюзе? — Да нет, господин лейтенант, у нас, знаете ли, совсем не такая организация — это организация предпринимателей, технических кадров и рабочих, имеющая целью развитие классового сотрудничества… каждый год празднуем… Это смешанная профессиональная ассоциация… я секретарь секции спорта и разумных развлечений… А господин Мерсеро состоит у нас председателем…

Ах, так это организация Мерсеро? Сиври слышал о ней еще в тридцать седьмом году, во время выставки. Были волнения из-за того, что Мерсеро предоставлял членов своей организации, чтобы сорвать забастовку. Это тот самый? — Ну, хорошо, Серполе, подайте рапорт… я его передам, с благоприятным заключением…

Когда Ксавье де Сиври вышел на улицу, которая спускалась под горку, — при такой гололедице того и гляди упадешь и расквасишь нос, — к нему подошел поджидавший его Леметр. — Господин лейтенант…

— Опять ты? Ну я-то что могу сделать? Разумеется, это идиотство, но ведь в роту еще не пришел приказ… Обратись к полковнику, в конце концов!

— Господин лейтенант, дозвольте объяснить… У меня жена…

— Ну да, у тебя жена и двоюродный братец, кажется…

Леметр побледнел, пробормотал что-то, потом громко сказал хриплым голосом: — Зачем же нас тут держат без всякого дела… без всякого дела?

Де Сиври свистнул, потрогал белокурые усики, поглядел на жалкое лицо Леметра, подпрыгнул бочком, чтобы подкинуть носком сапога камень, и зашагал прочь, бросив на ходу: — Ну, уж об этом спрашивай у правительства Республики.

Леметр смотрел ему вслед. Полковник… Республика… Никакого им дела нет до него, до Гастона Леметра. Мерзни вот тут, в этой обледенелой деревне, тоскуй так, что того и гляди заревешь, изображай в пятьдесят лет молоденького солдатика… да еще тобой командуют всякие Сикеры, всякие Сиври, и никто и не подумает, что у тебя дома дети без присмотра, потому что Мари одной приходится в лавке управляться — и товар закупай, и счета веди. Да еще тут Жозеф около нее увивается… Может, ничего еще у них и не было. Конечно, ничего еще не было. Мари хорошая женщина. Но если будешь здесь без конца торчать… Ей ведь скучно. Каждый день может грех случиться. А когда домой приедешь в отпуск на один день, чувствуешь себя каким-то чужим, и потом, уж не знаю, что со мной делается, — может быть, из-за того, что я принимаю бром…

Леметр вернулся в свой взвод. Его сосед по спальне, Дебов, денщик капитана, сказал: — Да будет уж тебе, старик. На тебе лица нет. — Леметр бросился на сенник и ничего не ответил. Он плакал. — Ну перестань, перестань, — успокаивал его Дебов. — Ты же не маленький… Опять, что ли, нет ничего?

Леметр сквозь рыдания лепетал что-то непонятное: — Полковник… Республика…

— Ну что «Республика»? — спросил Дебов и подумал, что, может быть, ослышался. А Леметр скрипнул зубами, и Дебову показалось, что он пробормотал: «Сволочная Республика!»

XII

Это была скорее стремянка, чем настоящая лестница. — Осторожнее, господин доктор, — сказал Теншбре, — а то упадете, расшибетесь. — От карманного электрического фонарика толку немного. Слышно было, как ругается Марьежуль. Взвод помещался на сеновале. К счастью, имелась дверь, все-таки меньше продувало. На дворе стоял холод, и когда влезали на сеновал, где в густой духоте нечем было дышать, создавалось впечатление, что тут тепло… «Смирно! — Вольно, вольно…» Тридцать человек в самом