Он понятия не имел, что такое «фильда», но в эту минуту в его голову вдруг пришла смелая мысль: если нельзя найти достойного специалиста или подобрать нужную отмычку, то почему бы не воспользоваться настоящими ключами? Ведь если в какие-то двери или решетки вмонтированы сложные замки, то где-то должны быть и ключи к ним!

Распрощавшись с несговорчивым слесарем, он принялся вносить изменения в первоначальный план действий. Оставаясь человеком обстоятельным, Бобовник продумывал каждую деталь, каждый шаг.

Для начала он организовал покушение на молодого и излишне доверчивого младшего лейтенанта милиции Николая Петрова. К нему на улице подбежал Калуга и перепуганным голосом рассказал о нападении на женщину в одном из ближайших дворов. Лейтенант поверил и тотчас помчался спасать несчастную. Но в тихом закрытом дворе его поджидали Бобовник, Мусиенко и Ковалев.

Расправившись с милиционером и завладев его формой, банда приступила к поискам первого литера[12], связанного с обслуживанием московского канализационного хозяйства.

Даже внезапный арест Калуги не помешал банде его разыскать. Им оказался заместитель начальника Управления гидротехнических сооружений столицы – Михаил Золотухин. Несмотря на затрапезный вид, мужик был крепок духом и отвечать на вопросы отказался. Категорически отказался! Бобовник впервые столкнулся с подобным стоическим героизмом и был немало обескуражен. Для него такое поведение было в диковинку.

«Вот оно как бывает! – терялся он, натыкаясь на железную волю пленника. – Значит, не врут книжки: есть еще герои!..»

Золотухина били, мутузили и катали по подвальной пыли около получаса, пока рассвирепевший Бобовник не стал тыкать в него ножичком. Но даже в запале убивать мужика он не хотел, до последнего надеялся получить ответы на вопросы. Увы, сердце Золотухина не выдержало – несколько раз он, подобно пойманной рыбе, судорожно вдохнул широко раскрытым ртом и… затих.

* * *

Прошло несколько суток в седловине между двумя вершинами протяженной горной гряды. Лагерь был небольшой: пяток вместительных солдатских палаток из старого выцветшего брезента, в которых обитало мужское население отряда. В десятке просторных землянок располагались штаб, санитарная часть, мастерская, склад боеприпасов, кухня и женское общежитие.

С воздуха лагерь заметить было невозможно, так как место Гавриловым подбиралось тщательно. Временные жилища отряд обустроил в смешанном лесу под густыми буковыми кронами, разбавленными величавой крымской сосной. Подобраться к партизанам по склонам тоже было затруднительно: по периметру лагерь охранялся четырьмя сменными постами.

Бобовник привыкал к новой жизни и все чаще обнаруживал в себе удовлетворение от резкого поворота судьбы. Кто знает, как обернулось бы дело, если бы он не встретил сержанта и остался в огненном котле. Сгинул бы, как и все остальные. Или в лучшем случае сидел бы в концлагере на непосильных земляных работах.

А так оказался в неплохо обустроенном лагере посреди густого леса. Крымский климат Яну сразу пришелся по душе: теплый, влажный, располагающий. В Москве в марте еще морозно, ветрено, из тяжелых свинцовых туч частенько валит снег; под ногами то наледь, то липкая слякоть. Здесь же сухо и солнечно, с моря часто дует теплый ветерок.

Связист, в чье распоряжение направил его Гаврилов, оказался щуплым молодым человеком родом из Судака.

– Леонид Григорович, – представился тот при знакомстве, поправляя очки в круглой оправе. – Школьный учитель. Преподавал физику в старших классах.

Познакомившись с пополнением, Леонид предложил Бобовнику прогуляться по лагерю, а заодно посмотреть на связное оборудование.

Хозяйство Григоровича состояло из простенькой телефонной линии, соединявшей штабную землянку с четырьмя постами охраны. Также лейтенант-связист заметил над землянкой проволочную антенну длиной не менее пятнадцати метров.

– У вас и радиостанция имеется? – подивился он.

– А как же! – не без гордости ответил учитель. – Целый радиокомплект из передатчика, приемника и генератора с ручным приводом. Используем для связи с Большой землей.

Спустившись в землянку, Бобовник увидел знакомую аппаратуру.

– Это же агентурная радиостанция «Джек»! Мне довелось с ней поработать на командирских курсах.

Дальность связи этой станции была довольно приличной, и, как оказалось, сеансы с представителями штаба Южного фронта проводились еженедельно.

– Но ведь немцы могут вас запеленговать и определить расположение лагеря! – забеспокоился лейтенант.

Учитель улыбнулся:

– Могут. Но ведь и мы не лыком шиты. Во-первых, на связь выходим в разные дни недели и в разное время суток. А во-вторых, для проведения сеанса связи мы покидаем лагерь небольшой группой и спускаемся либо по южным, либо по северным склонам. Никогда не включаем станцию на передачу в одном и том же месте. А здесь, в лагере, работает только приемник – новости из Москвы слушаем…

Объяснение удовлетворило Бобовника. Кивнув, он перешел к более насущной проблеме:

– А где же я буду спать?..

Поселили Бобовника в палатке рядом с Григоровичем. Здесь же, по соседству, оказались сержант Луфиренко со своим закадычным другом Дробышем и молоденький парнишка из местных – Алим Агишев.

По какой-то необъяснимой причине Ян с Алимом понемногу сдружились. Наверное, потому, что Григорович был слишком заумен, а Луфиренко с Дробышем много старше и им хватало дружбы между собой.

Алим кое-как окончил четыре класса в мужской школе Судака и помогал отцу в мастерской гончарной артели. Лучше всего у него получалось приготавливать по древним рецептам краски и покрывать ими готовые изделия. Сбежав из Судака в отряд, талантливый парень прихватил с собой несколько тетрадок с эскизами рисунков, а также специальные кисти и компоненты красок. Если днем выпадали свободные минуты, Алим забирал из палатки свое художественное имущество, устраивался на полянке, раскрывал одну из тетрадок и придумывал новые элементы орнамента для горшков, ваз и тарелок…

Обустраиваясь на новом месте, Бобовник испытывал странные ощущения, этакую двойственность восприятия происходящего. С одной стороны, его обуяла радость оттого, что война осталась где-то далеко, фронт отодвинулся на восток. Воодушевляло и то, что в отряде он получил крышу над головой, вполне сносное питание и даже нового приятеля. А с другой стороны, его настораживали разговоры местных бойцов о боевых вылазках, о регулярных походах к ближайшим населенным пунктам за разведданными, за питьевой водой и продуктами. Не очень-то он горел желанием покидать тихое и уютное местечко в лесистой седловине, где о войне напоминали лишь полевая форма, палатки и стрелковое оружие.

Смятение продолжалось до той поры, пока он не повстречал у штабной землянки красивую молодую девушку. Она прошла мимо и даже не посмотрела в сторону Бобовника. Он же, поразившись ее внешности, моментально позабыл о риске пребывания в тылу врага. Душа после этой встречи наполнилась страстным желанием добиться расположения незнакомки.

* * *

Со второй жертвой из московского подземного хозяйства банде Бобовника здорово подвезло. Узнав, что Никита Неклюдов не имеет