отношения к канализационным коллекторам, а занимает должность директора Сталинской водопроводной станции, главарь поначалу заартачился:

– На кой черт он нам сдался? Мне нужны грамотные специалисты по устройству московской канализации, а не водопроводчики!

Глуповатый Женька Ковалев вылупил зенки и молчал. А Мусиенко, прожевав семечки, резонно заметил:

– Конторы-то родственные. Хозяйство что у тех, что у других под землей спрятано. И потом, они же наверняка знают друг дружку.

Других кандидатур к тому моменту не нашлось, поэтому решили колоть Неклюдова. И надо же такому случиться – Муся оказался прав! Толстый, неповоротливый и задыхающийся от любой нагрузки Никита Захарович действительно раньше работал в Московской канализации, хорошо знал ее устройство и многих нынешних руководителей. А самое главное, он совершенно не выносил боль и начал отвечать на вопросы после первой же смачной оплеухи.

Пока Бобовник с Мусиенко обрабатывали клиента, Женька Ковалев шерстил его хату. И, надо сказать, постарался на славу: всего за четверть часа он выгреб из всевозможных ящичков кучу ювелирки из золота и серебра. Некоторая была даже со сверкальцами[13]. А в приземистой тумбочке из орехового дерева наткнулся на связанные в пачки купюры. Двенадцать кусков! В общем, куш сорвали тогда немалый.

Срослось в тот поздний вечер и с Неклюдовым. Толстяк дал подробную наводку на Центральный распределительный узел Московской канализации. Надеясь на то, что, завладев нужными сведениями, бандиты оставят его в покое, он в красках рассказал о расположенной на втором этаже отдельно стоящего корпуса диспетчерской. Он же поведал и о заветном шкафчике с ключами от подземных решеток и стальных дверей.

Но напрасно Неклюдов уповал на снисходительность женоподобного главаря. Пока Мусиенко завершал допрос, Ян принес из ванной комнаты бельевую веревку, зашел сзади, ловко накинул ее на шею несчастного Никиты Захаровича и с силой затянул узел…

Глава одиннадцатая

Москва, Петровка, 38 —

площадь Революции, Кремль

сентябрь 1945 года

Ивана увезли в больницу прямо из Управления. Спускаясь по парадной лестнице от комиссара Урусова, он опять почувствовал резкую боль в израненной стопе. Хотел присесть на ступеньки и не удержался – упал. Подоспевший дежурный помог ему доковылять до дежурки, там уложил на кушетку и вызвал по телефону неотложку.

В больнице врачи обследовали конечность и долго совещались, покуда из МУРа не позвонил сам Урусов. Разговор с ним заставил докторов действовать, и вскоре они предложили Старцеву операцию.

Лежа на больничной койке, Иван припомнил, как долго ему пришлось выносить боль и сколько раз скальпель хирурга рассекал плоть у голеностопного сустава. Как он надеялся на то, что когда-нибудь сумеет избавиться от хромоты и надоевшей трости.

– Режьте, – глухо произнес он. – Но это последняя операция. Устал. Либо исправляйте, либо буду хромать до смерти…

Оставшись без руководителя, сыщики оперативно-разыскной группы без дела не сидели.

– Принимай, Саня, руководство, – прогудел Егоров. – И пора уже отправляться под стены Кремля для изучения первого коллектора.

Васильков понимал, что группа оказалась в цейтноте и счет идет на минуты. Возможно, прямо сейчас бандиты спускаются под землю, намереваясь проникнуть на территорию Кремля.

И все же он возразил:

– Почему я? Ты самый опытный сыскарь. Или вон Олесь. А я всего третий месяц в угрозыске.

– Олесь у начальства в опале, а я… в общем, сам знаешь…

Капитан Егоров был прав. Олесю Бойко недавно исполнилось двадцать восемь, и начальство, мягко говоря, считало, что ему рановато становиться старшим оперативно-разыскной группы. Егорову недавно стукнуло тридцать, и, по идее, весной 1944 года вместо ушедшего на повышение майора Прохорова должны были назначить Василия. Но тот наотрез отказался. Нет, и все! Не любил он командовать людьми и нести за них ответственность. Еще меньше ему нравилась бумажная работа, а уж разговоры с требовательным и строгим начальством для него были сущим адом.

Когда товарищи интересовались причиной отказа, Егоров отвечал просто, но убедительно: «Начальство любит покладистых, терпит самостоятельных и не выносит независимых. А я начинаю дерзить и хулиганить, если меня лишают независимости».

Это было так. Покидая свою должность и зная особенности характера подчиненного, майор Прохоров предложил на свое место Старцева, оставив Егорова в замах.

– Ладно, черт с вами, – проворчал Васильков и пошел к начальству за письменным разрешением на осмотр коллектора под Красной площадью.

* * *

– …Работы по строительству канализации в Москве начались в сентябре 1893 года. Первую очередь строили долго – почти пять лет – и летом 1898 года подключили к готовому коллектору двести девятнадцать домовладений. По этому коллектору мы сейчас с вами и передвигаемся, – увлеченно рассказывал пожилой инженер Крапивин. – До 1917 года было построено еще несколько коллекторов, и, доложу я вам, с запуском канализации в Москве резко сократилась смертность. Сразу в два раза! Люди перестали болеть тифом, холерой, дизентерией и другими болезнями, связанными с плохими санитарными условиями…

Перед выездом на место сыщики созвонились с начальником Центрального распределительного узла и попросили прислать специалиста, способного стать надежным гидом в подземном путешествии. Через полчаса в МУР примчался главный инженер Центрального узла Иннокентий Иванович Крапивин, превосходно знавший все хитросплетения столичной канализации. Вместе с ним сыщики пешком отправились на площадь Свердлова, до которой было рукой подать.

– …Осторожно, здесь пора ремонтировать кирпичную кладку, – предупредил инженер и первым перешагнул образовавшуюся трещину.

Васильков, Егоров и Горшеня шли следом за Крапивиным по узкой кишке первого коллектора, построенного в девятнадцатом веке. Покрытые слизью и плесенью кирпичные стены были пропитаны ужасающей вонью, о чем инженер честно предупредил, прежде чем группа спустилась под землю. Однако еще большие неудобства доставляли размеры коллектора. Бригадир Кудряшов, отвечая несколько часов назад на вопросы Старцева о характеристиках коллектора, был удивительно точен: «Сложен из добротного красного кирпича; в сечении не круглый, а скорее похож на яйцо тупым концом кверху. Ширина – один метр двадцать сантиметров. Высота – полтора метра. Заилен примерно по щиколотку…»

– До войны, в 20‒30-х годах, наше хозяйство быстро разрасталось. К сожалению, нас частенько торопили, что приводило к потере качества, – продолжал рассказывать главный инженер. – Но как бы то ни было, построили ряд объектов: Юго-Западный, Хапиловский, Измайловский, Яузский каналы, несколько крупных коллекторов. Плюс районные станции очистки и аэрации – Филевская, Закрестовская, Люблинская…

Перемещаться по тоннелю было крайне неудобно. Оперативники шли на полусогнутых, сгорбившись, и очень скоро устали.

– Это, товарищи, с непривычки, – подбодрил инженер. Несмотря на свой почтенный возраст, он выглядел молодцом. – Сейчас дойдем до ближайшей решетки, и отдохнете…

Оперативники во главе с инженером Крапивиным начали спуск под землю во дворе жилого дома по Неглинной улице. Все оказалось